Королевская школа. Часть 1. Пария - Александра Плен

– Ты избегаешь меня? – удивленно спросила, усаживаясь рядом и доставая тетрадь. Эдвард поднял голову, и я увидела красные больные глаза.

Не ответив, он порывисто ухватил мою руку и прижался к ней щекой. Его кожа горела.

Я замерла – ни разу на людях принц не показывал своих чувств, должно быть ему действительно худо. Мне до слез стало жаль своего друга – столько на него навалилось. Я собиралась попенять ему на то, что именно его отец виновен в смерти моего, но сейчас, видя его боль, не смогла. Никто не виноват, а уж тем более Эдвард.

– Зачем пришел на лекцию? – прошептала я. – Пропустил бы, никто бы и не заметил, тем более что нового могут сказать на естествознании?

– Одному в комнате еще хуже.

– Тогда сейчас посидим, – я обернулась на звук открывающейся двери – в класс зашел профессор Гаарон, – а остальное прогуляем?

Эдвард кивнул, нехотя отпуская мою руку. Я незаметно спрятала ее под парту, сжимая и разжимая пальцы, восстанавливая кровообращение.

Мы не пошли в библиотеку, у меня она ассоциировалась с учебой, зубрежкой и немного с Хорном. Я повела Эдварда в сторону моря. Вытащила из забора два прута и согнула что-то наподобие лавочки. Мы сели с внутренней стороны ограждения и уставились на бескрайние просторы. Эдвард взял мою руку и обхватил двумя ладонями, крепко сжимая. Я не стала ее отнимать.

Весна в этот раз была ранняя и очень теплая. Таким бывало лето у Синих гор, и то, если повезет. Ярко светило солнце, разбрасывая на воде радужные блики. Волны как-то лениво, нехотя наплывали на скалу и также неспешно отступали. Был полный штиль и абсолютная незамутненная благодать. Я смотрела вдаль на безбрежную синеву и чувствовала, как уходят все проблемы, обиды, боль. Как душа распрямляет крылья и наполняется живительной энергией.

– Спасибо, – произнес Эдвард тихо, – как раз этого мне и не хватало.

Я улыбнулась, сжав в ответ его пальцы. Говорить не хотелось. Было спокойно и тепло. Никто не тревожил нас, телохранители стояли в отдалении и тоже разглядывали море.

– Мы с матерью не слишком близки, – принц смотрел вдаль, лицо было расслаблено, но ладонь по-прежнему цепко держала мою, – после моего рождения, она решила, что долг королевы выполнен и удалилась в женское крыло дворца. А потом и вовсе уехала в королевскую резиденцию в Толебе.

Я поняла, что принцу нужно выговориться. То, что случилось вчера, зудит, как невскрытый нарыв.

– Отец всегда любил Ромула больше меня, – продолжал он, – я был лишь заменой, не слишком нужной, так, на всякий случай. Ромул был первым во всем. Самый умный, талантливый, справедливый и добрый. Он с детства был рядом с отцом, тот брал его чуть ли не с пяти лет на заседания, встречи с делегациями. В тронном зале для него было предусмотрено маленькое кресло рядом с троном. Я ни разу на нем не сидел. Когда Ромул вырос, кресло просто убрали за ненадобностью.

Мой бедный друг, заброшенный и никому не нужный. Я помню, каким счастливым и безоблачным было мое детство. Я купалась в любви и обожании, меня баловали всеми возможными способами, а я в ответ бессовестно изводила своими капризами.

– Нет, ты не думай, что я был совсем забыт, – хмыкнул принц, интуитивно уловив мои мысли, – у меня были няньки, гувернеры. Меня хорошо учили, заботились обо мне. Я не голодал.

Я насмешливо приподняла бровь, давая понять, что шутку оценила. Принц зеркально улыбнулся.

– Прости… Я просто хочу объяснить, что потеря Ромула для отца была не просто ударом. Это была катастрофа. Он действительно его любил больше всех на свете. Не знаю, смерть старшего сына стала причиной, или безумие всегда было в нашей крови, а произошедшее на охоте лишь подтолкнуло к нему…

Он немного помолчал и взволнованно произнес так, что я сразу поняла – все, что было до этого, это предисловие:

– Ты же понимаешь, что я не смогу обнародовать то, что мы узнали. Просто не смогу.

Молча кивнула, не в состоянии выдавить ни слова. Наверное, повзрослела. Раньше я бы ни за что не позволила оставить виновника безнаказанным, даже если этот виновник сам король.

– Я прошу прощения за своего отца, – принц неотрывно смотрел на меня, а я не в силах встречаться с ним глазами, опустила голову, – и за себя тоже.

– Нет, не нужно, – прервала его, – ты ни в чем не виноват, – и добавила беззвучно, – никто не виноват.

Мы замолчали, Эдвард перевел взгляд на море, я пыталась сдержать слезы. И пусть я думала так же, все-таки было грустно осознавать, что для его высочества благополучие и репутация королевской семьи важнее правды. Но я ведь не Рем, на моих плечах не лежит обязанность заботиться о процветании страны.

– А ведь у Ромула была жена, – вдруг вспомнила я, – незадолго до смерти наследник женился. Помню, родители что-то обсуждали за столом.

– Да, – кивнул головой Эдвард, – принцесса Лидия из Оккамы. После смерти Ромула она пробыла во дворце ровно столько, сколько было нужно королевскому врачу для определения, ждет она наследника или нет. После она уехала домой, сказав, что здешний климат ей вреден для здоровья.

Разговор опять заглох. Что-то выдумывать было лень, я подняла лицо к солнышку и закрыла глаза. Мы пропустили все сегодняшние лекции. На выходных придется наверстывать прогулы. Но я не жалела. Иногда хотелось забыть о вечной зубрежке и просто наслаждаться бездельем.

– Я думал, что после исчезновения родовой магии все наладилось, но, как оказалось, нет, – сдавалось, наследник разговаривает сам с собой, – я ведь ни разу не видел ни дедушек, ни прадедушек. Род безумных королей до сих пор на троне? Может, давно пора сменить власть?

– Не говори ерунды, – зашипела я рассерженно, поворачиваясь к нему, – никого не знаю достойнее тебя.

– Спасибо, – он сжал мою несчастную плененную руку, – обещаю, что, когда стану королем, верну тебе титул и отнятые земли.

– А вот это было бы очень кстати, – игриво произнесла я, – очень хочется перестать, наконец, считать каждый медяк.

Эдвард тепло улыбнулся. Его глаза заблестели чем-то подозрительным.

– Ты необыкновенная, – хрипловатый голос выдавал искреннее волнение, я напряглась, страшась услышать признание, – таких, как ты – единицы. Проходя через сильную боль, ту, которая убивает, человек становится гранитом. Его больше никогда не сломать.

– Значит, я гранит? – кокетливо приподняла бровь. Как же хотелось вернуть наше обычное шутливое, ни к чему не обязывающее общение.

– Ты алмаз, – ответил Эдвард серьезно. – Твердая, несгибаемая, сильная и прекрасная. Ты сверкаешь так ярко, что ослепляешь.

Сердце тревожно екнуло.

– И я люблю тебя. Люблю уже давно. Люблю так, что болит сердце и рушится мир, когда плохо тебе. Люблю как свою половину, лучшую ее часть… И понимаю, что ничего не могу тебе предложить кроме недостойного места фаворитки.