Искушение фараона - Паулина Гейдж

– Не знаю, – ответил Хаэмуас, чуть смущаясь. – Если Свиток существует, его, несомненно, защищают могучие чары.

Она подошла к нему ближе.

– Найти этот Свиток – мечта каждого мага, – сказала она тихо. – Только представь, что он лежит где-то, надежно спрятанный от человеческих глаз. Вот только мало отыщется людей, кому под силу будет совладать с его могуществом. А ты, царевич, ты, как и все прочие, тоже жаждешь обрести это сокровище? Ты тоже тешишь себя надеждой, что когда-нибудь, вскрывая очередную гробницу, ты случайно наткнешься именно на него?

Слышалась ли в ее словах какая-то насмешка? Многие знатные люди к поиску Свитка относились как к детской забаве. Если и она придерживается такого мнения, его ждет сильнейшее разочарование. Выражение тихого лукавства на лице женщины говорило о потаенной радости.

– Да, я очень хочу найти этот Свиток, – ответил он прямо. – А теперь не желаешь ли осмотреть погребальный зал?

Она кивнула, по-прежнему улыбаясь.

Гори и Сисенет уже вошли в зал, в кромешной тьме, сквозь которую едва пробивался свет факелов, слышались их тихие голоса. Властно положив руку на плечо Табубы, Хаэмуас повел ее в соседний зал, где стояли два гроба. Повернувшись, она выскользнула из-под его руки и прошла вперед, а он только смотрел, как она склонилась над саркофагом незнакомого человека.

– На руке у него видны следы швов, – произнесла она наконец, выпрямляясь и отступая от гроба. – Из этой гробницы что-то украли.

Она посмотрела в лицо Хаэмуасу. Тот кивнул.

– Ты совершенно права, – ответил он. – К телу был пришит свиток, и его забрал я. Я обращаюсь с ним с осторожностью, как и с прочими своими находками, и когда я сниму с него копню, прикажу вернуть свиток на прежнее место. Я уверен, что он обогатит мои знания о премудрости древних.

Она, казалось, хотела что-то сказать, но потом передумала. Гори и Сисенет методично простукивали стены зала.

– Здесь, вот здесь, – воскликнул Гори, и его спутник приложил ухо к стене.

– Стукни еще разок, – попросил он.

Гори стукнул. Сисенет выпрямился.

– Судя по звуку, за этой стеной находится еще одно помещение, – произнес он. – Тебе не приходило в голову, что эта стена может быть фальшивой?

Гори кивнул, а Хаэмуас весь напрягся.

– Да, приходило, – ответил Гори не очень уверенно. – Но если продолжать исследования в этом направлении, придется уничтожить великолепную настенную живопись. А это уже чистое варварство. – Он взглянул на отца. – Во всяком случае, принимать решение надлежит не мне. Это должен сделать мой отец.

«Ни при каких обстоятельствах я не допущу, – думал Хаэмуас, – чтобы эту стену разрушили. Не знаю, почему гробница внушает мне безотчетный страх, но совладать с ним я не в состоянии. Здесь есть некая сила, причиняющая моей ка невыносимые страдания».

– Мы обсудим это позже, – коротко ответил он. – Сисенет, мой сын говорит, что ты сам – большой знаток истории. Мне было бы интересно услышать, как ты объяснишь, почему в этой гробнице повсюду изображена вода. Разъяснительных надписей почти нет, и мы в затруднении.

Сисенет слегка улыбнулся, взглянул на сестру, затем на Хаэмуаса. Он изящно, непринужденно пожал плечами, его темные брови приподнялись.

– Могу всего лишь высказать предположение, – начал он. – Возможно, члены этого семейства любили проводить свой досуг поблизости от воды – ловить рыбу, охотиться на птицу, кататься на лодке – и пожелали запечатлеть свою радость, а также искусное владение удочкой и копьем. – Он кашлянул, – Либо же вода являла некий катаклизм, исполнение проклятия, и они чувствовали, что непременно должны отразить ее образ в летописи своей жизни. – Он покачал головой. – Боюсь, помощи от меня оказалось немного. Не знаю также, почему крышки с гробов сняты и прислонены к стене.

– И мы тоже не понимаем, что это может означать, – мрачно произнес Гори, а Хаэмуас постарался взять себя в руки. Пока Сисенет говорил, он все время внимательно смотрел на этого человека, и его снова охватило странное чувство, будто он уже встречал его прежде. Здесь, в гробнице, это чувство усилилось, словно среди древних камней Сисенет оказался в естественной для себя обстановке. Его погруженность в себя гармонировала с мрачным безмолвием, недоступным никаким внешним звукам и движениям, присущее ему выражение чуть надменной властности казалось проявлением холодного величия мертвых. Эта загадка некоторое время занимала мысли Хаэмуаса, но когда Сисенет бросил на него лишенный выражения взгляд холодных глаз, Хаэмуас вдруг вспомнил о том, что истинный повелитель этого мрачного зала – огромная статуя бога Тота. Ну конечно, подумал он с облегчением. Присущее Сисенету неколебимое спокойствие являлось зеркальным отражением божества – его пристального, немигающего взгляда, за которым скрывались строгость суждения и некое тайное знание. Царевич улыбнулся.

– Утро на исходе, и Нубнофрет, должно быть, уже ждет нас к завтраку, – сказал он. – Прошу вас, будьте нашими гостями и давайте покинем это мрачное место.

Гости с радостью приняли приглашение. Снаружи под палящим солнцем их уже ждали прикрытые балдахинами носилки, рабы дремали, прислонившись спиной к огромной скале, загораживающей вход в гробницу, – она хранила остатки прохлады. Гори сразу же пригласил Сисенета в свои носилки, не оставляя тем самым Хаэмуасу ничего другого, как предложить свои носилки Табубе и Хармину, который все это время простоял в первом зале гробницы, не произнеся ни единого слова. Хаэмуасу хотелось, чтобы всю дорогу до Мемфиса длинная, прикрытая легкой тканью нога Табубы покоилась бы рядом с его собственной. Но ему пришлось занять носилки Иба.

– Почему вы не взяли свои носилки? – обратился он к Табубе, когда она усаживалась и устраивалась на подушках рядом с сыном.

Женщина, опершись на локоть, улыбнулась ему в ответ.

– Мы любим ходить пешком, – ответила она, полуприкрыв от яркого света подведенные сурьмой глаза. – Прогулки пешком, царевич, доставляют нам неизъяснимое удовольствие. Здешняя жара – пустяк по сравнению с тем пеклом, что стоит в Коптосе, к тому же Коптос – голая пустыня. Здесь же во время прогулок мы смотрим на реку, чувствуем речной воздух, можно найти тень, а можно опять выйти на солнце. Наш ялик пришвартован в доках Пер-нефер.

– Вы пришли сюда пешком? – переспросил Хаэмуас, не веря собственным ушам. Она кивнула. – Я пошлю слугу, чтоб ваш ялик прислали к нашему причалу, – предложил он и, отступив на шаг, подал носильщикам знак трогаться.

По пути домой Хаэмуас предавался воспоминаниям о минутах, проведенных в полумраке гробницы так близко от Табубы, а еще размышлял о словах Сисенета о роли воды в истории похороненной там семьи. «Оба объяснения представляются вполне правдоподобными, – думал он, вперив невидящий взгляд прямо перед собой, где, защищая от палящих лучей, колыхались занавеси, закрывающие окошко носилок. – Но мне больше по душе второй вариант. Он означает, что эта гробница не просто место мирного упокоения. В ней дремлет нечто ужасное, и мне представляется, что этот род постигло некое проклятие».