Воспитание православного государя в Доме Романовых - Марина Евтушенко

Но главная заслуга Иоанна Леонтьевича, на наш взгляд, состоит не в земной, а в небесной награде. Достаточно вспомнить, что его духовных детей – императора Николая Александровича и императрицу Александру Федоровну – на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви в 2000 г. причислили к лику страстотерпцев в сонме новомучеников и исповедников российских.

До середины XIX в. законоучители составляли свои собственные планы катехизации монарших детей, и, как правило, сами императоры в этот процесс не вмешивались, оставляя догматическую и нравственную стороны религиозного образования на усмотрение священников[533]. Но в 1832 г. министром народного просвещения С. С. Уваровым был выдвинут лозунг «Православие. Самодержавие. Народность», призванный укрепить монархию и обосновать идеологически единство двух начал: религиозного и государственного.

В результате все стороны российской жизни постепенно стали подвергаться определенной унификации, регламентации и ранжированию, согласно принятой доктрине. Реформированию подверглась и система религиозного воспитания в императорской семье, причем осуществлялось оно при непосредственном руководстве самого императора Николая I.

Однако когда вопрос касался перехода в православие «высоконареченной» невесты наследника, воспитанной с детства в протестантской конфессии, дело приобретало поистине политическое значение. Междинастические браки укрепляли не только монархию, но и внешнеполитическое положение страны, и грамотно проведенное «воцерковление» будущих императриц России, с одной стороны, добавляло им легитимности в глазах православных подданных, а с другой – поднимало престиж Православной Церкви в глазах мирового сообщества. Именно поэтому, по мнению высших иерархов церкви, катехизацию немецких принцесс необходимо было упорядочить и взять под контроль.

До XIX в. к религиозному образованию будущих российских императриц относились весьма поверхностно.

Когда немецкой принцессе Доротее, невесте наследника Павла Петровича, предстояло принять православие, императрица Екатерина II отнеслась к этому вопросу крайне практично. «Не знаю, сколько надо будет времени, чтобы выучить ее внятно и правильно прочесть по-русски исповедание веры, – писала она Гримму, – но дело в том, что чем скорее все это устроится, тем лучше. Г. Пастухов (чиновник у принятия прошении, впоследствии сенатор. – М. Е.) поехал в Мемель, чтобы выучить ее азбуке и Символу веры в дороге; убеждение придет после»[534].

Однако в том же письме государыня заметила, что была оскорблена молвой, считающей, что имя София[535] «второй раз будет потоплено в спасительных водах греческого крещения». «Знайте, – писала Екатерина Алексеевна, – что у нас не перекрещивают никакого христианина и что речь идет только о конфирмации, причем точно так же, как и у католиков, утверждается имя, и то имя, которое вы уже носите, а все остальные прячутся в карман»[536].

При этом к обычной катехизации священники-законоучители не добавляли ничего, кроме нескольких напутствий и проповедей перед миропомазанием.

Когда в 1817 г., будучи невестой цесаревича Николая Павловича, в Санкт-Петербург прибыла прусская принцесса Шарлотта[537], ей также предстояло перейти из протестантства (лютеранства) в лоно «восточной» церкви. К таинству миропомазания ее готовил духовник царской семьи протоиерей Николай Васильевич Музовский. Он должен был постоянно находиться в приемной принцессы, чтобы приобщить ее к новой вере и, пользуясь каждой свободной минутой, помочь выучить Символ веры. Однако переход в православие запомнился императрице Александре Федоровне как тяжкое испытание.

Монархиня позже вспоминала, что сам священник Музовский был «прекрасный человек, но далеко не красноречив на немецком языке. Не такой человек был нужен, чтобы пролить мир в мою душу и успокоить ее в смятении в подобную минуту» [538]. Далее государыня отмечала, что до истинных высот православия она доходила самостоятельно, находя спокойствие в молитве и в чтении назидательных книг. Однако когда ей предстояло в церкви на глазах у десятков гостей и придворных прочесть православный Символ веры по-русски, то, по воспоминаниям самой Александры Федоровны, «она имела вид жертвы; такое впечатление произвела я на нашу прусскую свиту, которая с состраданием и со слезами на глазах взирала на участие бедной принцессы Шарлотты в церковном обряде, естественно странном в глазах протестантов»[539].

Отец Николай Музовский был образованным священником, много лет прожившим за границей: в Венгрии, в Турине. Долгое пребывание за границей не могло не наложить отпечаток на его мировоззрение: он, например, не считал для себя зазорным читать протестантам Евангелие на немецком языке. Внешний вид Н. В. Музовского также не был традиционен для православного батюшки: подобно А. А. Самборскому, отец Николай носил вместо рясы светский костюм. Как православный законоучитель Музовский также отнесся к своим обязанностям весьма формально.

Предположительно, печальный опыт религиозного обучения императрицы Александры Федоровны был учтен императором Николаем Павловичем, и принятые им меры в корне изменили существующую ситуацию.

Возможно, первой из тех цесаревен, кому довелось принять православие по новой системе, была принцесса Гессен-Дармштадская Мария[540] – будущая императрица Мария Александровна (1855–1880), супруга Александра II. Законоучителем к ней 26 июля 1840 г. был назначен придворный протоиерей Василий Бажанов.

Позже Василий Борисович был приставлен к невесте великого князя Константина Николаевича – принцессе Александре Саксен-Альтенбургской[541], будущей великой княгине Александре Иосифовне (5 октября 1847 г.); а с 1855 г. – к невесте великого князя Николая Николаевича принцессе Александре Ольденбургской[542].