Слуга Смерти - Константин Соловьев

Фойрмейстер смотрел на меня с презрением, но без интереса. Взгляд у него был невыразительный, почти равнодушный. Однако я знал, как быстро в этом взгляде могут заплясать синие и оранжевые искры.

— По какому делу я должен с вами проследовать? — спросил я, стараясь оставаться невозмутимым.

Хауптман немного расслабился, я видел это по его взгляду, — все шло именно так, как он и рассчитывал: задержанный готов возмутиться, но не испытывает никакого желания бежать или же оказывать сопротивление.

— Распоряжение господина полицай-гауптмана, — сообщил он, зачем-то ущипнув себя за ус, — касательно тройного убийства. Рекомендую проследовать за нами и обойтись без осложнений. У нас есть приказ доставить вас даже в случае сопротивления.

В этом я не сомневался. И конечно, у них был приказ сжечь меня на месте, если я совершу что-то, похожее на сопротивление. Ни к чему рисковать, когда имеешь дело с тоттмейстером.

— Давно мне не приходилось беседовать с господином полицай-гауптманом. Мне приятно будет с ним поговорить, особенно если компанию мне составят такие учтивые и вежливые господа. Однако не много ли вас?

Хауптман пожевал губами, точно пытаясь сообразить, дерзость ли это, которую стоит немедленно пресечь, или же задержанный просто ерепенится и, быть может, не стоит приступать сразу к исполнению приказа в буквальном смысле.

— Во избежание, — сказал он веско и ничуть не смущаясь. — Сами понимаете…

Я понимал это прекрасно, едва ли не лучше самого хауптмана.

— Вдвойне приятно встретить коллегу, — я сделал учтивый жест, но фойрмейстер лишь фыркнул, не считая нужным скрывать, как он относится к «коллеге». — Признаться, я плохо разбираюсь в эмблемах Ордена фойрмейстеров. Никак, полк «Функе»?

— «Брандштадт», — ответил он неохотно.

— Отлично. Не ваш ли полк штурмовал Мец в одна тысяча восемьсот третьем?

Он опять был вынужден кивнуть. Конечно, когда фойрмейстеры «Брандштадта» брали Мец, он сам вряд ли мог самостоятельно надевать штаны, но какая разница…

— Отлично, — повторил я с удовольствием, — просто отлично. Ей-Богу, мне даже лестно будет пройтись в такой компании. Если даже «Брандштадт»… Пожалуй, вы держите меня за слишком важную фигуру, господин хауптман.

— Вашу фигуру приказано сопроводить по известному вам адресу, господин Корф. И если указанная фигура сочтет возможным соблюдать тишину и не предпринимать никаких действий, которые могут быть мной расценены как сопротивление, данная прогулка закончится весьма скоро к нашему обоюдному удовольствию. Верно?

— Признаться, о сопротивлении я подумывал, но вижу, что это совершенно бессмысленная затея.

— И славно, — он даже улыбнулся, обнажив на мгновенье крепкие лошадиные зубы. — Тогда пойдемте. Можете захватить личные вещи. Оружие, находящееся при вас, необходимо сдать.

Это тоже было ожидаемо. Мой кацбальгер стоял в прихожей, прислоненный к стене, как позабытый всеми зонт. Жандармы сноровисто приняли его. Отстегивая кортик, я несколько помедлил — оскорбительно было бы шествовать в сопровождении жандармов, будучи лишенным даже такой малости, но потом, поразмыслив, лишь мысленно махнул рукой.

«О кортике ли тебе печалиться, тоттмейстер?»

— Следуйте за нами, — вежливо сказал хауптман, убедившись, что иного оружия при мне нет. — Идите в ногу и старайтесь избегать резких движений.

— Мне было бы неприятно, если б по мою душу прислали зеленых жандармов, — сказал я, будто не услышав его. — Но тут… Простите, а вам самому не доводилось бывать под Мецем в восемьсот третьем?

Вопрос был неуместен, а, пожалуй, и фамильярен, учитывая обстоятельства, но хауптман, убедившись в моей безопасности, несколько смягчился.

— Нет, — сказал он недовольным тоном. — Мы тогда были под Кольмаром.

— О, там была замечательнейшая история, тем более забавная, что с нами есть господин из «Брандштадта», а этот полк принимал в той истории самое живейшее участие. Ну, пойдемте, не стану вас нервировать, а кроме того, рассказывать иной раз приятней на ходу. Вы не возражаете?

— Нет.

— Отлично. Я надеюсь успеть рассказать по пути.

Мы двинулись вперед, при этом двое жандармов расположились шагах в пяти передо мной, хауптман шел по правую руку от меня, а фойрмейстер пристроился сзади. Видимо, этой компании не впервой было сопровождать господ, от которых можно ожидать фокусов, и не всегда приятных. Стоило бы мне побежать, как фойрмейстер сжег бы меня быстрее, чем стог сена, выставленный на просушку. Впрочем, возможно, у них имелись особенные инструкции на мой счет — фон Хаккль мог предусмотреть и это. Действительно, смерть тоттмейстера в городе посреди дня — дело нечастое, слишком много шума, пусть даже этот тоттмейстер прожженный убийца. Могут быть нелицеприятные споры между Орденами, да и оказавшийся между двух огней полицай-президиум тоже заработает не лучшую славу. Возможно, фойрмейстер лишь сожжет мне ноги. Это сложнее, чем сжечь человека за раз, но при должном умении тоже пустяк. Здесь мало поджечь одежду, это не остановит убегающего, а, пожалуй, еще и придаст ему прыти. Гореть должна плоть. Я побегу и успею сделать, должно быть, десятка два шагов, а потом… Я представил, как полоса боли вдруг проходит через мои колени, и там, где она опускается, из-под сукна рвутся багрово-черные крохотные языки пламени. Чернеют сухожилия, с сухим треском лопаются кости, плывет и медленно обгорает беззащитная кожа. И я катаюсь по мостовой, грызу камни, рычу от боли… Гадость какая. Нет, если мне нужен новый план побега, пора присмотреть способ, как обезопасить себя от магильера.

— Мец был неплохо подготовлен к обороне, там ждали удара с тех пор, как императорская армия вступила в Эльзас-Лотарингию. Большой город, крепкие стены, приличные запасы… Многие магильеры оказались под его стенами — «Фридхоф» и «Граб» от нашего Ордена, особые штурмовые полки «Роллштейн» и «Эрдруч» штейнмейстеров, печально известный после резни восемьсот первого года «Бодэн» вассермейстеров, «Брандштадт» почтенных фойрмейстеров и что-то около полуроты из лебенсмейстеров, кажется, «Атэм».

Прохожих на улице оказалось прилично: солнце уже стояло достаточно высоко, и город был оживлен. Навстречу нам шли горожане, но вокруг нашей небольшой группы словно высилась невидимая стена, никто не проходил даже близко. Возможно, лица жандармов, шедших впереди, были достаточно красноречивы. На меня и вовсе старались не смотреть, лишь единожды я услышал брошенное кем-то издалека: «Смотри, никак смертожора жандармы сцапали!..»

— Признаться, наши собственные усилия результата не возымели. Мертвец может идти на штурм вражеских батарей так, как никогда не пошел бы живой человек. Он может наступать, даже когда ему картечью перебьет ноги, а в грудь засунут французский полуметровый штык. Но сложно ожидать много толка от мертвецов, если надо взять приступом каменные стены. Покойники не умеют летать, увы.

— А я слышал, что Страсбург в свое время осадили полчища дохлого воронья, — буркнул хауптман, не глядя в мою сторону. Судя по всему, он не желал вступать в беседу, но язык опередил его. — Дохлые вороны падали с неба три дня подряд, в колодцы, печные трубы… Некоторым горожанам выклевывали глаза, забивались в оружейные стволы…