Комон, стьюпид! Или Африканское сафари по-русски - Наталия Доманчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мозгу? А это кто? Случайно не то серое вещество, которое по ночам просит у меня кусочек тортика?
– Да, именно! Мозг! Эй, Мозг! Ты меня слышишь? – закричал Желудок и сделал несколько колебательных движений внутри меня.
– Он тебя слышит, но ничего тебе не ответит. Потому что только что пытался от меня уйти. И если он вякнет сейчас хоть слово, то его чемодан будет за дверью.
– Ну, если уж от тебя Мозг сбежать собирался, то мне вообще нечего сказать. О чем говорить с безмозглой теткой, которая сначала приучила свой организм к самой вкусной еде, а потом начала его травить всякой диетической мурой… Я буду только требовать еды…
– Ну и на здоровье, нужен ты мне… Слава Всевышнему, что хоть сердце у меня не такое.
– Правда? – спросило Сердце. – А какое я?
– Ты у меня такое нежное, наивное, лиричное…
– Это я наивное? – спросило оно. – Ты уверена в этом?
– Разве ты не наивное? – переспросила я.
– Нет, я не наивное, а ты истеричка. И постоянно бросаешься в крайности, – добавило Сердечко.
– В какие крайности?
– Какого черта ты опять вчера на ночь нажралась? Я не могло спать всю ночь.
– Слышь, ты, обрубок, – включился в наш диалог Желудок, – если ты ничего не понимаешь в искусстве еды – лучше помолчи.
– Две тарелки борща, полная тарелка жареного картофеля, два стакана молока, жареные цуккини с помидорами. И ЭТО ты называешь искусством?
– Я лично ничего против не имею, – вмешался в наш разговор Мозг. – Только бы не на ночь…
– А ну заткнитесь все! Я разговариваю с СЕРДЦЕМ! Значит так: я считаю, что если я дура, то и ты, Сердце, не гений. И вообще все исходит от тебя. Как ты решаешь – так и есть. При виде Сергея ты начинаешь бешено стучать, а при виде другого мужчины вообще никак не реагируешь. Разве не на твои импульсы я должна полагаться?
– Не помню, чтобы я тебе подсказывало пойти танцевать с Геннадием. А потом позволять ему целовать твои руки.
– Да, ты право. Я слишком мягкая. Мне не хватает…
– Мозгов, – закончило за меня фразу Сердце.
– Слышь, ты, шарик с проволочками, кто бы говорил! Я давно ей толкую, что у тебя где-то дырка, что ты, Сердце, дырявое, – заступился за меня Мозг.
– Это я дырявое? Да это вместо тебя у нее в голове опилки, и поэтому она не может принимать правильные решения… – возразило Сердце серому веществу.
– Что? Да как ты смеешь… – возмутился Мозг.
Мое терпение лопнуло, и я крикнула:
– Заткнитесь оба!
– Пойди съешь чего-нибудь сладкого, – попросил Желудок. – Ты слишком нервничаешь. И вообще я бы на твоем месте принял ухаживания Заира. У него столько денег! Ты бы так вкусно питалась. А арабская кухня! Ах, какая это еда! Ты откроешь для себя столько нового!
– Заира? – переспросило Сердце у Желудка. – Нет! Заира надо сразу послать. Далеко! В лес!
– Нет, не в лес. Лес слишком близко. Пошли его… – задумался Мозг.
– Заткнитесь! – опять закричала я.
– Ты опять нервничаешь, пойди хоть одну конфетку съешь, – попросил Желудок.
– Мне нравится Сергей, – сказала я.
– Нет, он не для тебя. Выбери Гену, – посоветовал мне Мозг.
– Ладно, черт с ней, с арабской кухней. Выбери Гену и сходите с ним в ресторан. В любой. Закажи себе мяско, картошечку… мнямммм… – причмокнул Желудок.
– Но мне нравится Сергей! – опять повторила я.
Мозг и Сердце хором сказали:
– Вот ду-у-ура!!! Ну какая же ты дура!
Я встала с кровати и подошла к окну.
– Может, и дура. Но я очень люблю его.
Сердце молчало. Мозг тоже. Даже Желудок не попросил конфетку.
– Вот и славно. Мы достигли консенсуса. Пора идти учить английский, – добавила я и стала собираться в школу английского языка.
* * *
В школе мы изучили двадцать новых слов, новые глаголы: мочь и долженствовать.
После занятий за Анькой приехал Альберт, и они поехали на его машине, а мне пришлось садиться за баранку и ехать домой.
У ворот меня опять ждала машина, водитель вручил мне огромный букет цветов и маленькую коробочку, очень красиво упакованную.
Я расписалась за посылку, села в гостиной на диван и распаковала подарок. Там было маленькое золотое колечко с крошечным камушком, наверняка бриллиантом.
– Ну и почему такой махонький камушек? – удивилась я. – Еще даже не женился на мне, а уже экономишь, да, Заир? – спросила я у пустоты и прочитала на открытке то же послание: «С любовью. Заир».
Настроения не было. Наверное, я неправильная женщина, потому что меня совсем не возбуждают бриллианты, а возбуждают только торты, блинчики и всякая другая мучная дребедень.
Я даже было подумала, что если бы вместо этой маленькой коробочки была большая, на которой было бы написано «Cake», то, может, я пересмотрела бы свой взгляд на мусульманскую религию и на личность Заира.
Все эти воспоминания, или, лучше сказать, мечты о выпечке, заставили мой желудок колыхнуться и несколько раз подпрыгнуть. Начинать дискуссию со своими внутренними органами я не хотела, поэтому пошла на кухню, открыла холодильник и проглотила по куску ветчины и сыра. Без хлеба вкус показался гадким, но другого выхода у меня не было.
Зазвонил телефон, и я подняла трубку.
– Привет, Лор, – это была Инга, – мы собираемся в субботу устроить небольшую вечеринку. Брай по-нашему. Часа в два-три подъезжайте, хорошо?
– Хорошо. Как поживает наш африканский друг? – поинтересовалась я.
– Кто? – не поняла Инга.
– Ну Джимми…
– А… нормально. Жив, здоров. Можешь получить его назад, если хочешь. У меня есть его телефон.
– Нет, спасибо. Что-то в этой стране я стала расисткой и чернокожими больше не интересуюсь.
– Это правильно. Мимолетный романчик с негром раз в жизни – нормально, но всерьез – никогда. А как тот муслим? – спросила Инга.
– Заир? Нормально. Присылает букеты каждый день. Сегодня с колечком прислал.
– Так. – Инга задумалась. – Мне это не нравится. Ладно, обсудим в субботу. Жду вас. Пока.
– Пока.
Я положила трубку и села смотреть телевизор. Показывали какую-то гимнастику-аэробику. Я вспомнила, что возле нашего магазина есть большой спортивный клуб. Делать было все равно нечего, я надела спортивный костюм и поехала туда.
На ломаном английском я попыталась объяснить, что всю жизнь мечтала ходить в этот клуб. Инструктор кивнул и попросил мои документы. Я протянула ему свой внутренний юаровский паспорт, он очень обрадовался, оживился, написал на листочке цифру «двести» и посмотрел в мои ясные глаза.