Самая темная ночь - Татьяна Корсакова

— Здравствуй, Зоя! — Ее пальчики были холодными с мороза, но губы мои обжигали, точно огнем.

— Да к чему же этот официоз?! — Зоя засмеялась звонко и радостно, привстала на цыпочки и поцеловала меня в заросшую щетиной щеку. Меня, дикого лесного человека!

От нее пахло морозом и фиалкой. Дивный этот аромат навсегда врезался в мою память. Образ той, что одним лишь легким касанием навсегда изменила мою жизнь, до смерти будет ассоциироваться у меня с фиалкой.

Когда Дэн возвращался к себе, костер уже не горел, а на дворе не было видно ни единой живой души. Из-за Ксанки он забыл о предстоящем разговоре с Суворовым и дядей Сашей. Интересно, состоялся ли разговор?

Из-под двери командира пробивалась тонкая полоска света; Дэн бесшумно прошел к своей комнате.

— Явился! Где тебя черти носили? — Гальяно был неприветлив и мрачен. Наверное, разговор не принес ничего хорошего.

— Было одно дело. — Дэн опустился на свою кровать.

— Дневник у тебя? — спросил Туча странным голосом.

— Графский? Так он тут, под… — Дэн приподнял матрас и замолчал. Дневника не было.

— Значит, не у тебя, — констатировал Матвей. — Мы тут уже все обыскали.

— Сперли! — Гальяно выругался. — Пока мы там шашлыки ели, кто-то здесь пошарил.

— Еще что-то пропало? — Дэн оглядел комнату.

— Похоже, только дневник.

— И на кого думаете? — Пропажа была не слишком серьезной, но странной. Кому могли понадобиться эти старые записи? И, уж если понадобились, то что в них было такого важного?

— А на кого думать? — развел руками Гальяно.

— Да на кого угодно! — вскинулся Матвей. — Начиная с измайловских бандерлогов и заканчивая Шаповаловым. Комната-то не запирается! Ты ж сам видишь, какие у нас тут порядки: за территорию ни-ни, а на территории что хочешь, то и делай. Я вот думаю, неспроста это все. Значит, в этом дневнике было что-то важное. Эх, не дочитали!

— Я думаю, это Суворов, — сказал Гальяно. — Вспомните, он видел дневник.

— Не обязательно, — возразил Матвей. — Нас могли подслушать. Нас ведь кто-то подслушивал тогда, в парке.

— Ильич?

— Не исключено, но тоже не факт. Народу тогда в парке ошивалось много.

— Бандерлоги отпадают, — сказал Гальяно с сожалением. — Бандерлоги были в тот день с Чуевым на речке.

— О том, что мы взяли дневник, мог знать тот, кто положил его в тайник, — заметил Дэн. — В таком случае ни подглядывать, ни подслушивать не надо, достаточно знать, кто был в библиотеке.

— Шаповалов? — выдохнул Гальяно.

— Не знаю. Да и что сейчас гадать? Вы насчет гари с Суворовым разговаривали?

— Разговаривали. — В голосе Гальяно не слышалось оптимизма. — Про гарь они нам с дядей Сашей ничего нового не сказали. От Ильича мы, может, и больше узнали.

— А как насчет блуждающего огня?

— Вот тут уже интереснее. Дядя Саша говорит, во время Великой Отечественной тут отряд фрицев квартировал.

— Где — тут? — уточнил Дэн.

— В поместье. Странный какой-то отряд, тихий. В том смысле, что местных почти не трогали, все больше по лесу шарили, землю копали. Сечешь?

— Нет.

— Искали они что-то в лесу.

— Что?

— А кто ж знает! Суворов про Ананбере какое-то говорил.

— Аненербе, — поправил его Матвей. — Это контора такая была у фрицев полунаучная, полумистическая. Они даже вход в Шамбалу искали.

— Думаешь, вход в Шамбалу здесь, в нашем лесу? — усмехнулся Дэн, которому вся эта история уже начала казаться полной фантасмагорией.

— При чем тут Шамбала?! — отмахнулся Гальяно. — Мало ли что можно было искать! Да что угодно! Может, вход в катакомбы какие-нибудь древние или вообще клад!

— Ага, прямо сразу клад.

— Ну не знаю, — Гальяно развел руками. — Что-то же немцы в лесу искали. Что-то такое, к чему не привлекали даже местное население. Дядя Саша сказал, есть свидетельства очевидцев, которые рассказывали, что видели, как фашисты что-то копали в лесу. Только свидетелей тех немного, люди в лес ходить боялись, потому что расстреливали их на месте без суда и следствия. Во какая секретность!

Дэн кивнул, история приобретала неожиданный оборот.

— Но даже не это важно. — Гальяно выглянул в окно, а потом понизил голос до шепота: — То, что наших людей эти гады не щадили, понятно. Мало того, они и своих не пожалели. Заперли солдат в казарме, облили бензином и подожгли. Это уже в сорок третьем было, наши как раз наступали.

— Кто поджег?

— Главный фашист и прихвостень его из местных.

— А может, все-таки партизаны?

— Не было в этих местах активного партизанского движения. В том-то и дело! Суворов сказал, отряд квартировал в графской конюшне: двери есть, окон нету. Двери снаружи подперли чем-то, стены облили бензином, и все дела. Никто не спасся. Да что там солдаты! Офицеры немецкие тоже все погибли. Их тут в поместье человек пять было, не считая главного фрица.

— И этих сожгли?

— Нет, этих, похоже, отравили. Пожар ночью случился, ясное дело, его никто тушить не спешил. Что произошло, только утром поняли, когда прислуга из местных заглянула в дом. Все фрицы мертвые за накрытым столом. Значит, отравили их.

— Прислуга и отравила!

— Нет, дядя Саша говорит, двоих недосчитались, командира Ульриха фон Витте и того упыря из наших, который при нем был вроде ординарца.

— И как упыря звали?

— Ефим Соловьев. Одноглазый он был, калека. Потому на фронт и не забрали, оставили в тылу Родину защищать, а он вот как защищал, сразу к немцам переметнулся.

— Он тебе еще не все рассказал, — невесело усмехнулся Матвей. — Командира фашистского, этого фон Витте, потом аккурат на Чудовой гари нашли, задушенного и на дереве повешенного.

— Думаешь, это Соловьев его? — спросил Дэн.

— Не исключено.

— Ладно, предположим, все друг друга перебили, чтобы сохранить какую-то страшную тайну. Что за тайна-то?

— А вот это нам с Суворовым и предстоит выяснить!

— Нам с Суворовым? — Дэн удивленно приподнял брови.

— Сдается мне, — Матвей взъерошил волосы, — что Суворов с Туристом нам далеко не все рассказали, придержали кое-что для себя.

— Ничего, — вмешался Гальяно, — нам тоже есть что придержать. Без нас они блуждающий огонь не найдут.

— Кстати, странно, что огонь этот загорается только раз в тринадцать лет. Кто его зажигает и зачем? — Матвей посмотрел на Тучу, как будто у того был ответ на его вопрос.