Золотой цверг - Вадим Проскурин

– Подождите! – внезапно крикнул Дэйн. – Это вещество внутри – оно не может быть опасным?

– Радиоактивности нет, – сказал Дэвид, – самовоспламенения можно не бояться, соли, особенно тяжелые, – довольно стабильные соединения. Эта соль может быть ядовита, но здесь установлен отсос пыли, так что ничего опасного нет.

– Но сверлильная площадка открыта, – не унимался Дэйн. – Если пыль попадет в воздух…

– Пыль будет удалена отсосом, – повторил Дэвид.

– Разве он отсасывает все?

– Он отсасывает достаточно. Ни одна из тяжелых солей не дает летучих соединений, ядовитых в микродозах. Если вы настаиваете, можно провести сверление в герметичной камере, это на третьем этаже…

– Нет! – воскликнул Ибрагим, тут же смутился и пробормотал: – Извините.

– Да, – вмешался Якадзуно, – давайте сверлить здесь.

– Тогда я начинаю, – сказал Дэвид. – На всякий случай отойдите подальше, мало ли что…

Электромотор станка завыл, сверкающий наконечник бура начал вращаться, преобразуясь в некое подобие плазменного меча из какого-то телесериала. Меч коснулся спины статуи в сантиметре от центральной линии, по которой, если верить томографу, проходила сварка. Брызнула золотая крошка, окутавшая бур вихрящимся и искрящимся золотистым облаком. Впечатление было такое, будто между статуей и рабочей головкой станка пляшет чудесный луч какого-то Истинного Света, именно так, с большой буквы. Это зрелище неожиданно оказалось настолько прекрасным, что Якадзуно не мог оторвать от него взгляд. Пожалуй, даже любимый сад камней во дворе родного дома на далекой Земле не шел ни в какое сравнение с этим великолепием. Якадзуно пожалел, что под рукой нет видеокамеры.

Головка, держащая бур, резко просела вниз, волшебный луч изменил цвет с ослепительно-золотистого на мрачно-серый, словно какая-то злая сила в мгновение ока преобразовала Истинную Красоту в Истинный Мрак. Вот так и в жизни, подумал Якадзуно, малейший внешний толчок, пришедшийся к месту и ко времени, превращает вещи в свои полные противоположности.

Гул мотора затих, мрачно-серый луч овеществился и снова превратился в алмазный бур, только не сверкающий, а запачканный темной пылью, похожей на сажу. Дэвид пошевелил пальцами, и головка станка поднялась вверх. В спине статуи чернела аккуратная круглая дырочка.

– Вытаскивайте ее, – распорядился Дэвид, обесточивая станок, – и постарайтесь не рассыпать то, что внутри. Эта соль может быть на основе мышьяка или таллия.

На этот раз Ибрагим устранился от роли грузчика, и золотого цверга волокли Якадзуно и Рональд. Статуя вернулась на лабораторный стол, началось исследование, Дэвид ввел в отверстие на ее спине тонкую трубочку с резиновой грушей на верхнем конце и несколько раз сжал грушу.

– Вот и наш образец, – сказал он, извлекая нехитрый инструмент из спины цверга. – Сейчас посмотрим, что у нее внутри.

Дэвид пересек лабораторию, вставил трубочку в отверстие на боку очередного шкафа и пару раз сжал грушу. Затем откинул боковую стенку, сформировал виртуальную клавиатуру и сделал несколько движений пальцами в воздухе. На экране высветилась горизонтальная черная полоса, пересеченная сверху вниз множеством тонких разноцветных линий.

– Спектральный анализ? – предположил Якадзуно. – Нет, я ошибся, порядок цветов не соответствует спектру…

– Вы не ошиблись, это спектральный анализ, – сказал Дэвид. – Только информация выводится на экран в преобразованном виде, цветом кодируется интенсивность излучения, а длина волны определяется позицией линии в ряду. Сейчас посмотрим, что у нас тут имеется…

Якадзуно перевел взгляд с Дэвида на экран и увидел, что с экрана исчезла половина линий, а под черной полосой появились какие-то буквы и цифры.

– Кислород, натрий, сера, хлор, – прокомментировал Дэвид. – Два компонента, один из которых – обычная поваренная соль. А вот второй… явно какой-то сульфат… не понимаю…

– Что такое? – подался вперед Ибрагим.

– Не понимаю, – повторил Дэвид, – металл не распознается. Это должен быть какой-то тяжелый металл, но система его не определяет. Может, какое-то сложное соединение вроде керамики… Сейчас… Нет, это ерунда какая-то! Внутренние электронные оболочки вообще не дают линий. Вот это, – Дэвид показал на левый конец черной полосы, – это никак не похоже на вторую оболочку. Сейчас…

На экране появилось несколько других черных полос, поменьше, они были так же густо испещрены вертикальными линиями, но ничего похожего на ту полосу, что по-прежнему красовалась наверху, в них не было. Спектрограмма того, что лежало внутри цверга, совершенно не походила ни на один из известных образцов.

– Не понимаю, – сказал Дэвид еще раз. – Может, аппарат испорчен…

– Не важно, – прервал его Ибрагим. – Вы можете распечатать эти данные? Или, еще лучше, запишите их на карту внешней памяти.

Ибрагим вытащил из кармана кусок белого пластика и протянул его Дэвиду. Дэвид хотел взять карту, но вдруг замер на месте.

– Неужели… – пробормотал он. – Сейчас… Ибрагим вздохнул. Якадзуно взглянул на него и с удивлением обнаружил на его лице выражение досады.

– Что происходит? – прошептал Якадзуно.

– Он догадался, – ответил Ибрагим. – Я думал, он не догадается.

– Вы знаете, что это такое?

– Боюсь, что да. Сейчас мы все увидим.

Дэвид перевел виртуальную клавиатуру в режим текстового редактора и быстро зашевелил пальцами в воздухе. В нижней части экрана открылось окно, в котором одна за другой появлялись какие-то формулы. Время от времени Дэвид открывал другие окна и копировал оттуда целые куски текста. Весь текст был насквозь математическим, как Якадзуно ни старался, он так и не понял, в чем смысл этих формул.

– Сейчас посмотрим, – повторил Дэвид, наверное, уже в десятый раз, и сделал рукой движение, как будто нажал кнопку.

В нижнем правом углу экрана появилась еще одна черная полоса, расчерченная поперек разноцветными линиями. Нельзя сказать, что она идеально совпадала с той, которую нарисовал спектрометр, некоторые линии имели другой цвет, но сходство было несомненным.

– Сто двадцатый? – спросил Ибрагим.

Дэвид ошеломленно разинул рот и обернулся к Ибрагиму.

– Вы… вы знали? – спросил он.

– Нет, – покачал головой Ибрагим, – я не знал. Я просто быстро соображаю. Тяжелый нерадиоактивный металл, не опознаваемый спектрометром – это может означать только одно.

– Но это невероятно!

– Если все другие объяснения отброшены, приходится верить в невероятное. Стирайте данные.

– Какие данные?

– Все данные в памяти всех компьютеров, относящиеся к сегодняшнему анализу. Никто не должен узнать, что сегодня побывало в этих шкафах. Не забудьте протереть горелку итщательно вымыть сверлильный станок. Это ради вашей же безопасности.