Оборотень - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Турецкий возразил было, что Снегиреву вроде не за что убивать Ветлугину.
— Он же наемный убийца, Саша, — в сердцах сказала Романова. — Какой-нибудь Асиновский заказывает, а он исполняет. Я же не настаиваю на том, что он убил по своему почину. Заплатили хорошо, вот и вся их логика.
Александр Борисович хотел было что-то возразить, но тут в приемной послышался шум, затем высокий голос пожилой секретарши Меркулова, которая убеждала кого-то в том, что Константин Дмитриевич занят. Через секунду в дверях появилась и сама секретарша:
— Константин Дмитриевич, там какой-то член правительственной комиссии. Требует, чтобы его впустили. У него… — она на миг запнулась, — депутатский мандат.
Меркулов тяжело вздохнул и сказал:
— Пусть войдет.
Женщина посторонилась, и в кабинет вошел высокий представительный мужчина с благообразной сединой. Ни Турецкий, ни Меркулов его не узнали, а вот если бы на их месте оказалась сейчас мать Александра Борисовича, Елена Петровна, дни и ночи проводящая перед экраном телевизора, она бы сразу поняла, что перед ней депутат Государственной Думы Аристов, известный своими речами в пользу прогресса, демократии, ратующий за правовое государство и за гражданские свободы, за снижение налогов и увеличение пенсий и пособий, за уменьшение пропасти между богатыми и бедными и за свободу рынка. Он был членом разнообразных комиссий, где проводил ту же «позитивную», как он сам ее называл, линию.
Но на этот раз Виктор Николаевич был настроен решительно. Он пришел в прокуратуру не сотрудничать, а ставить ультиматум. Не помогать следствию, предоставив своих сотрудников, транспорт или связь, а требовать, чтобы преступник был найден в течение трех дней, пусть недели.
— Аристов Виктор Николаевич, — сухо представился он, — член вновь образованной комиссии по расследованию обстоятельств убийства Елены Николаевны Ветлугиной.
Он пожал руки всем присутствующим, и, когда очередь дошла до Турецкого, тот вдруг понял, что этот благообразный господин противен ему до глубины души.
— Так вот, — заявил Аристов, сев в предложенное ему кресло. Обращался он главным образом к зампрокурора Меркулову, главному в этой компании, — это убийство — вещь совершенно неслыханная, оно бросает тень не только на наши правоохранительные органы, на нашу страну в целом, ведь Ветлугину хорошо знали и за рубежом. Это скандал на весь мир, — заявил он, — поэтому мы должны, в первую очередь вы должны приложить все усилия, чтобы найти убийцу.
— Тут наши намерения сходятся, Виктор Николаевич, — устало заметил Меркулов.
— Разумеется, разумеется, — кивнул Аристов. — Теперь я хотел бы узнать, какие меры приняты к розыску и поимке преступника. Что удалось выяснить?
— Вы кого-то конкретно имеете в виду? — спросила Романова грозным голосом. Чувствовалось, что Александра Ивановна готова броситься в атаку.
— Разумеется, — развел руками член правительственной комиссии. — Как я понял, личность преступника уже установлена. И что милиция просто не может его найти. Возможно, — Аристов недовольно покачал головой, как будто укорял кого-то, — он уже давно покинул столицу. Мне сказали, что у него какая-то такая оригинальная кличка — Скунс. — Депутат позволил себе слегка улыбнуться.
— У нас нет никаких данных о том, что Ветлугину убил именно Скунс, — сухо отрезала Романова.
— А кто же тогда? — Лицо депутата приняло недовольное выражение. — Я думал, что этот вопрос решен.
— К сожалению, к нашему и вашему большому сожалению, этот вопрос вовсе не решен, — ответил Константин Дмитриевич.
— Но сообщение по телевидению… Я думал, что Скунс уже находится в розыске, — недоуменно заметил Аристов.
— Да, есть постановление о его задержании, подписанное лично мной, — сказала Романова, — но это вовсе не означает, что мы безоговорочно считаем его убийцей. Кроме того, — добавила она, — если Скунс был только исполнителем, то было бы неплохо узнать, кто являлся заказчиком убийства.
Такие сложные соображения, видимо, не приходили в голову члену высокой комиссии. Он оглядел собравшихся и твердым голосом повторил:
— Общественность не интересуют теоретические рассуждения, так мы можем очень далеко зайти. Нам нужно установить убийцу. Я переговорил по этому поводу с Президентом, — слово «Президент» Виктор Николаевич проговорил с особым ударением, рассчитывая произвести определенный эффект, — и он сообщил мне о своем решении уволить всех нас, если преступник не будет найден в течение недели. — Заметив, что никто не прореагировал так, как того ожидал Аристов, он добавил: — Это решение самого Президента.
— Да ладно нас Президентами пугать, пуганые, — махнула рукой Романова. — Мы будем работать, а не плясать под чью-то дудку.
Член правительственной комиссии побледнел от гнева.
— Прекрасно, — заметил он. — Я как раз того и хотел — чтобы вы начали работать. И, надеюсь, Скунс скоро будет найден.
Когда дверь за членом правительственной комиссии закрылась, Романова мрачно сказала:
— Да, теперь каждый член начнет нам названивать и нас контролировать.
— Мой отец, хирург, делал в сороковом году на Урале операцию Кагановичу, аппендицит вырезал, — сказал Моисеев, — так его несколько раз отрывали от операционного стола, чтобы он по правительственной связи доложил о ходе операции и отчитался, почему так долго ее делает. Так что относитесь ко всему спокойно — времена меняются, а дурость, увы, остается.
— И какие бы мы дела до этого ни раскрыли, — в тон Моисееву проговорил Меркулов, — если мы не раскроем этого, полетим все, и нас возьмут разве что улицы подметать. Это и тебя, Сашок, касается, — Меркулов повернулся к Турецкому, — на тебе, кроме прочего, разработка личности убитой: окружение, производственные и личные связи. Дело я беру под свой личный контроль.
* * *
Турецкий вышел из кабинета Меркулова с тяжелым чувством. Итак, он ведет дело Ветлугиной. За что хвататься, с чего начать? Он по опыту знал, что такая растерянность часто наступает, когда берешься за новое дело, а тут еще эта правительственная комиссия… Навстречу Саше по коридору, приветливо здороваясь с сотрудниками, шагал не кто иной, как омоновский лидер майор Борис Германович Карелин.
Турецкий знал Бориса Карелина не первый год и видел его в самых разных видах: от цивильного костюма и простой формы до камуфляжа с бронежилетом и маской. И должен был признать, что вне зависимости от внешнего оформления тот выглядел одинаково грозно. Карающий меч правосудия. Причем высокопарное сие выражение подходило к Борису Германовичу на все сто процентов и без малейшей тени насмешки.
Карелин был примерно одних лет с Турецким, поменьше его ростом и издали выглядел — мужик как мужик, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что плечищи-то у него будь здоров, и в любом, самом незначительном жесте таинственным образом сквозила страшная сила. Да еще и помноженная на незаурядное боевое умение. Саша в этом до некоторой степени понимал и потому не удивлялся ни эффектным силовым задержаниям, лично осуществленным Борисом Карелиным, ни тому, что на тренировках по рукопашному бою двухметровые подчиненные разлетались от невысокого майора, как тряпочные, и только успевали потирать ушибленные места да крякать от невольного восхищения.