Лагерный пахан - Владимир Колычев

– Это я уже слышал. Но не совсем понял, кто для тебя серьезные люди.

– Воры или бандиты… Ну, чтобы в авторитете…

– Зачем тебе это?

– Проблема у меня… Толька из тюрьмы вернулся, а он там за изнасилование сидел…

– За изнасилование? Значит, плохой человек…

Как именно называют такого человека, Трофим уточнять не стал.

– Плохой?! Да хуже не бывает!.. И дружки у него такие же сволочи… А изнасиловал он мою сестру, Карину, она старше меня на четыре года. Он сказал, что ее убьет, а меня изнасилует… А Майка сказала, что мне надо к авторитетам за помощью обратиться, ну, чтобы приструнили Тольку… Он же бешеный, если сказал, то сделает. А я не хочу. И за Карину очень боюсь…

– А в милицию обращаться не пробовала?

– Шутишь, что ли? Пока Толька кого-нибудь не убьет, они же и пальцем не пошевелят. А если он меня изнасилует, то они же первые меня на весь белый свет ославят. С Кариной так было, она же первое время на улицу выходить боялась…

– И ты думаешь, бандиты бы тебе помогли? – усмехнулся Трофим.

– Но ты же не бандит.

– Я не бандит, я вор. Но ты же говорила, что тебе вор нужен авторитетный или бандит, все равно… Никогда к бандитам за помощью не обращайся. Они сначала все соки выжмут, а потом помогут…

– А воры?

– Воры тоже задарма ничего не делают. Но в них правды больше…

– Так ты поможешь?

– Помогу, – кивнул Трофим.

Последнее дело, когда лагерный петух перед ботвой петушиться начинает.

– И что мне нужно для этого сделать? – просияла Полина.

Судя по ее виду, она сама знала, что уже расплатилась с Трофимом.

– Ты все уже сделала, – усмехнулся он.

Казалось бы, ничего такого и не произошло – ну, девственница и девственница. Но это был первый такой случай в его жизни. До этого ему всегда доставались порченые девки. А тут цветок сорвал. Мелочь, а приятно…

– Ты меня презираешь? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, выпалила: – Мне же лучше с тобой, чем под Тольку…

– Может быть, – озорно усмехнулся Трофим. – Но дело не только в том. Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Знаешь, как это называется? – спросил он и сам же ответил: – Девочка созрела, вот как это называется… Девочка созрела, девочка хочет погорячей…

Полина кивнула. Да, она хотела… Но Трофим уже насытился. Не нужна ему Полина. Никто не нужен, кроме Кристины…

Весна – это время, когда женщины с удовольствием носят короткие юбки, а мужчины теряют головы, заглядываясь на их ножки. Именно весной мужчины особенно беззащитны – как перед женщинами, так и перед ворами. Именно так думал Трофим, наблюдая за гражданином лет сорока пяти. Мужик явно молодился – модельная стрижка, кожаная косуха, джинсы, кроссовки. Движения энергичные, но не совсем четкие, глазки на бровках, ушки на макушках. Он глазел на симпатичных девушек, совершенно забыв о том, зачем пришел на рынок…

А на рынок ходят для того, чтобы отовариваться. Поэтому сюда идут с деньгами. Люди поумней прячут кошельки и бумажники поближе к сердцу, в потайных карманах – так, чтобы их не унесло воровским ветром. Люди поглупей держат свою наличность в задних карманах брюк. Такие карманы неспроста называют дармовыми: из них легче всего сдернуть лопатник. Возможно, молодящийся гражданин не был дураком по жизни, но весенняя тяга к женщинам точно запудрила ему мозги. Он держал свой бумажник в дармовом кармане. Только руку протяни, и «поросенок» с деньгами твой…

Трофим заглянул на рынок от нечего делать – глянуть, как идут дела, посмотреть, не обижают ли мать. На сегодня подвигов он не планировал, но молодящийся мужик спутал все планы. Трофим ходил за ним как привязанный, выжидая момент.

Момент наступил, когда гражданин встал в очередь в колбасный ларек. Его действительно интересовала мясная продукция, в частности, чудные окорочка симпатичной девушки, за которой он пристроился. Словно невзначай он прижался к женской попке. Всплеск гормонов, выброс адреналина… Потому сластолюбец и не заметил, как бумажник выскользнул из кармана.

Зато Трофим спиной ощутил подкравшуюся сзади опасность. Интуитивно разжал пальцы, и лопатник упал на землю.

– Мужчина, это не ваш портмоне?

Не царское это дело, нагнуться и подобрать с земли упавший бумажник. Но на глянцевой коже остались отпечатки его пальцев. Трофим должен был разыграть спектакль, чтобы легализовать их.

Только он нагнулся, только прикоснулся пальцами к лопатнику, как чья-то рука крепко ухватила его за запястье… Не подвела его интуиция, вовремя почувствовал он ментов. Зато те оплошали, не успели закоцать его в тот момент, когда он выдергивал бумажник из кармана.

– Граждане, внимание! Уголовный розыск! Только что на ваших глазах произошла кража личного имущества! – обращаясь к публике, басом сотряс воздух Попков.

Это был он. Его напарник бульдожьей хваткой держал Трофима за руку, а сам капитан веселил народ.

– Мужчина, это ваш бумажник? – спросил он у терпилы.

Но ведь только что этот вопрос задал ему Трофим. Он же сам и нагнулся, чтобы вернуть пропажу. И люди это видели и слышали.

– Да, мой! – взвизгнул мужик.

– А вот человек, который его у вас вытащил из кармана! – во всеуслышание возвестил Попков.

– Ах ты, зараза!

В какой-то момент Трофим даже решил, что терпила ударит его, но тот вовремя опустил сжатые в кулаках руки.

– Вы что, гражданин, я же хотел поднять ваш бумажник! – театрально возмутился он. – Нагнулся, чтобы взять!

– Правильно, сначала вытащил, а затем нагнулся! – торжествующе посмотрел на него Попков.

– Граждане, это заблуждение! Товарищи из уголовного розыска что-то путают!

Трофим выглядел убедительно в своем сдержанном гневе, и толпа ушами своими потянулась к нему. Но кто-то крикнул, показывая на пальцы его руки.

– Да он же ворюга! У него же вся рука в татуировках!..

Толпа возмущенно загудела. Трофим понял, что этот раунд остался за ментами. Понял это и Попков.

– Граждане, кто готов дать показания, прошу ко мне!

Он занялся публикой, а его напарник нацепил на Трофима браслеты наручников, повел на выход. У главных ворот рынка стояла машина, в которую он и посадил задержанного.

Трофим не буянил. Еще не хватало, чтобы ему пришили попытку сопротивления при задержании. Да и ругаться с ментами не хотелось. Как ни крути, а они делали свое дело. Претензии к ним, конечно, были, даже с избытком, но Трофиму вовсе не хотелось гнать на них волну. Смысла в том не было.

Его доставили в отделение, закрыли в КПЗ, который здесь почему-то назывался изолятором временного содержания. Знакомая серость, знакомые запахи. Вроде бы все привычно, да и постанова у бродяг конкретная – вор должен сидеть в тюрьме. Но нет никакого желания погружаться в «опасную трясину». Слишком уж хорошо на воле, чтобы по собственному желанию идти на «крытый» и дальше на этап… Но уж если фишка ляжет, тогда в тюрьму он отправится с высоко поднятой головой.