Дыхание судьбы - Ричард Йейтс

— Алиса? Ты получила мое письмо?

— Твое письмо? Нет.

— С тобой все в порядке? А с мальчиком?

— У нас все прекрасно, но не благодаря тебе.

Он вздохнул в трубку.

— Алиса, я послушался совета своего адвоката. Послушался потому… потому что, откровенно говоря, не знал, что делать.

— И ухватился за возможность наказать нас. Воспользовался юридической лазейкой, чтобы снять с себя ответственность.

— Алиса, это совсем не так. Если уж на то пошло, я просто хотел преподать тебе урок.

Она стиснула трубку в ладонях.

— Какой еще урок?

— Что люди должны жить по средствам. Алиса, после твоего фортеля с Риверсайдом я чувствовал, что вправе это сделать. Ты знаешь, сколько за последние два года я переплатил сверх обусловленного в соглашении?

Она снова слышала знакомый занудливый голос. Голос раздраженного здравого смысла. Голос людей, которые говорят: «Нет, боюсь, это нецелесообразно» или «Надо было думать раньше, тогда у тебя не было бы этих неприятностей», — голос, с которым она безнадежно сражалась всю жизнь и который обещал, обещал всегда, что последнее слово останется за ним.

— Мой адвокат поверить не мог, — талдычил голос. — Он сказал, что я, должно быть, ненормальный. И вдобавок тебе еще вчиняют иск на сумму, какую в жизни не выплатить. Между прочим, твои дружки Вандер Меры давали о себе знать?

— Нет.

— Повезло тебе. Они запросто могли, если бы захотели, достать тебя через техасский суд. Как бы то ни было, ты, наверно, получишь мое письмо завтра. Там я предложил выслать тебе достаточно, чтобы хватило вернуться в Нью-Йорк, при условии, что отныне между нами устанавливается ясное и четкое взаимопонимание. Больше никакого сумасбродства, Алиса. Никаких безумных плат за жилье, никаких частных школ. Я хочу, чтобы ты внимательно прочитала письмо и поразмышляла над ним.

— Хорошо. Но я его не получу, потому что мы съехали. Мы больше не живем у Эвы.

— Не живете? Почему?

В итоге она убедила его перевести телеграфом деньги на оплату счета в отеле и покупку билетов на поезд и терпеливо выслушала еще раз его объяснение относительно ясного и четкого взаимопонимания.

Вернулся обеспокоенный Бобби:

— Ну как, договорились?

— Да, дорогой. Все в порядке.

Но она не могла уснуть. Час или больше ворочалась на прохладных гостиничных простынях; всякий раз, когда она задремывала, ей являлось ужасное видение: плачущее лицо Эвы, или Эва, говорящая: «Не позволю тебе говорить в таком тоне», или Эва, несущая молоко со льдом.

Наконец, сев в постели и закурив сигарету, она решила, что когда-нибудь можно будет извиниться перед Эвой. Не сейчас, не в ближайшее время, но как-нибудь в будущем написать ей покаянное письмо — письмо с благодарностью за ее доброту и с просьбой простить за то, что все так получилось. Это будет нелегкое и вряд ли очень приятное письмо, но Эву, возможно, оно удовлетворит.

Она тихонько прокралась в комнату спящего Бобби и посидела у кровати, глядя на его лицо. Кошмарные события дня казались сейчас далеко, далеко в прошлом. Никогда еще ей не приходилось переживать такой кошмар и никогда больше не придется. Всю жизнь впредь, когда бы она ни оказалась перед лицом тяжких испытаний, ей будут придавать силы слова «Помнишь белую дорогу?». А если все-таки случится что-то подобное или же худшее — если даже эти слова не помогут, — она сможет прибегнуть к совету Бобби, чтобы вынести невыносимое: «Представь, что ничего этого нет». Она почувствовала себя спокойной и храброй и готовой во всеоружии встретить будущее.

Бобби перевернулся в постели, колотя руками и ногами, его лицо исказилось, словно ему приснился кошмар. Потом открыл глаза.

— Все хорошо, — сказала она, и его глаза закрылись. — Спи, Бобби. Спи.

У него обнаружили пневмонию, и на выздоровление ушло пять недель. После первых нескольких дней боли и забытья под действием лекарств для Прентиса наступило время полного покоя: обтирания теплой губкой, чистые простыни, негромкие вежливые голоса, регулярная еда. Госпиталь, намного глубже в тылу, чем подвижные госпитали для раненых, размещался в старом каменном здании бывшей католической школы для девочек, и из окон палаты для пациентов с пневмонией открывался вид на мягкие очертания холмов, серо-коричневых от февральских проталин.

Вскоре после того, как его привезли, в первый день, когда он окончательно пришел в сознание и лежал на высоко подоткнутых подушках, глядя на бесконечную колонну грязных армейских грузовиков, ползущих мимо окна, по палате мгновенно разнеслась весть, что это пятьдесят седьмая дивизия, которую отводят с передовой под Кольмаром. Ее отправляли в Голландию на отдых и для пополнения состава, пока не восстановит свою боеспособность; и это значило, что можно было не испытывать чувства вины за то, что валяешься здесь в чистоте и тепле да попиваешь горячий шоколад. Когда они снова будут готовы воевать, Прентис тоже будет готов.

А тем временем он мог целые утра посвящать непростой задаче поиска удобного положения для ноги, горящей после средней степени обморожения; мог читать книги в мягких обложках, переиздания для армии, пока не уставал, мог завязывать вялую, временную дружбу с другими пациентами, мог писать письма.

Матери он несколько раз объяснял, что лежит в госпитале, но не ранен, а болен, и то не очень серьезно, и большую часть его писем занимали подробнейшие описания, как выглядит пейзаж Нормандии из поезда.

Он написал совершенно иное, чем прежние, письмо Хью Берлингейму, полное закамуфлированных упоминаний о снайперах, смерти, сильных артиллерийских обстрелах, косвенно давая тому понять, что теперь ему не до благородной юношеской погони за интеллектуальными абстракциями, и под конец сделал острое замечание о том, что подготовка по Программе V-12 должна быть интенсивной.

Написал он и Квинту, долго сомневаясь, стоит ли обращаться к нему с обычным «дорогой Джон». Письмо далось ему нелегко.

Извини, что еще раз не повидался с тобой в тот день в Орбуре перед тем, как отправиться в санчасть…

Но, перечитав письмо, он поправил эту фразу на «перед тем, как меня отправили в санчасть». Это была не такая уж ложь, его действительно отправили в тыл. Кроме того, разве лейтенант Эгет раньше в тот день дважды не предлагал ему сделать это? И разве он не отказывался оба раза?

У меня нашли пневмонию, как ты и предсказывал. Думаю, что у тебя то же самое, и надеюсь, что о тебе позаботились. Я даже ожидал встретить тебя здесь, но мне сказали, что здесь не один госпиталь, так что ты мог попасть в другой. Или, может, ты продержался, пока нашу часть не отправили назад в Голландию, как мне сказали несколько дней спустя. В любом случае, надеюсь, ты снова здоров, где бы ни находился. Возможно, нас обоих отправят туда, куда ты предполагал вначале, до заварушки в Орбуре.