Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности - Джули Федор

Таким образом, речь Ельцина в декабре 1997 года ознаменовала собой существенный перелом, который намечался с середины того десятилетия, не только в отношении исторического сознания, заботу о котором теперь взяло на себя государство, но и в вопросе отношения к этому государству. Все больший пиетет перед органами госбезопасности отражал более широкую тенденцию — почитание сильной государственной власти в России[666].

Начало этого парадигмального сдвига было с удовлетворением отмечено еще в 1995 году в «Белой книге российских спецслужб» (опубликована с одобрения старшего научного сотрудника Академии ФСБ)[667]. Авторы отмечают: если начало 1990-х характеризовалось попытками отступить от верховенства государственных интересов над интересами личности и общества, то уже сегодня, несмотря на мощное сопротивление, происходит процесс возвращения к традиционным приоритетам[668]. «Идея», о которой говорил Ельцин в своей речи, определялась им весьма туманно и осторожно («Во имя безопасности государства. Во имя мира и спокойствия наших граждан»[669]). Но если президент был не очень откровенен, чекисты с готовностью принялись формулировать эту идею и наполнять ее содержанием. После речи Ельцина чекисты стали публично говорить о том, как важен в их работе идеологический фундамент, хотя они часто использовали термин «духовность», поскольку слово «идеологический» все еще входило в разряд табу, особенно в контексте обсуждений органов госбезопасности[670]. С 1999 года этот вопрос стал делом государственной важности. В тот год Патрушев заявил, что «одни материальные стимулы никогда не смогут заменить духовную, смысловую компоненту в жизни российского офицера» российских органов госбезопасности[671].

Ельцинская речь 1997 года ознаменовала собой начало периода, который мы можем назвать эпохой «высокого чекизма». Признаками этой эпохи стали неуклонно растущие масштабы празднования Дня чекиста и параллельное возвышение Владимира Путина. В 1998-м, в конце первого года службы на посту директора ФСБ, Путин в День чекиста выступил с телевизионным обращением. Он восхвалял ЧК, ни слова не упомянув о том, что эта организация была инструментом террора[672]. В следующем году «престолонаследник» отметил День чекиста восстановлением сорванной в 1991 году памятной доски Андропову на здании ФСБ в Москве[673].

В 2000 году Путин стал первым российским президентом, посетившим чекистские торжества лично[674]. Мероприятия по случаю Дня чекиста в 2000 году были самыми масштабными со времен Андропова. Как и в советскую эпоху, состоялось вручение наград за работы, выставляющие службы безопасности в положительном свете[675]. В последующие годы число этих наград все увеличивалось, а кульминацией такой тенденции стало восстановление в 2006 году традиции вручения премий ФСБ за лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов федеральной службы безопасности. Ко Дню чекиста в 2000 году был также приурочен выпуск диска с чекистскими песнями под названием «Наша служба и опасна, и трудна»[676]. В последующие годы дань чекистам отдавали в стихах. Примером может послужить стихотворение Александра Комбатова 2003 года, прославляющее чекистов («Особый народ <…> и делами, и в помыслах чистый») и очень напоминающее аналогичные произведения советской эпохи[677].

С 2000 года и впредь День чекиста праздновался пышно и подробно освещался в СМИ. В статье «Родина начинается с ЧК», вышедшей в «Московском комсомольце» в 2004 году, утверждалось даже, что День чекиста стал фактически профессиональным праздником руководителей российского государства, поскольку теперь многие крупные посты занимают бывшие чекисты[678].

В период высокого чекизма произошли две трагедии — на Дубровке (октябрь 2002-го) и в Беслане (сентябрь 2004-го).

Несмотря на жесткие и некомпетентные действия служб госбезопасности, эти события укрепили позиции чекистов, поскольку вслед за ними развернулась мощная прочекистская пропагандистская кампания[679]. Прочекистские настроения особенно усилились после Беслана, когда стало муссироваться мнение о том, что косвенную ответственность за это бедствие несет российская интеллигенция, которая во времена Горбачева и Ельцина скомпрометировала российские органы госбезопасности, безудержно осуждая их советских предшественников. Годы необузданной общественной критики КГБ и его осведомителей заклеймили позором органы госбезопасности, что привело к массовым отставкам и разрушению старых агентских сетей и лишило российскую службу госбезопасности важнейшего источника информации[680]. Эти послебесланские дебаты возглавлял Патрушев, который выступил с призывом изменить общественное отношение к информаторам с помощью создания и популяризации их позитивного образа[681].