Услышь голос сердца - Лиз Карлайл

Силы небесные! Значит, вот как обстоят дела? У графа де Щалона любовная связь с Уинни Уэйден! Немудрено, что Гас относится к этому человеку с некоторым недоверием. Эллиот чуть не фыркнул, покачав головой. Следовало признать, что Уинни красивая женщина и весьма привлекательная для мужчины, которому по вкусу женщины самоуверенные, полненькие и лет на десять старше. Однако облегчение, которое он почувствовал, узнав, куда именно направлялся де Шалон, ничуть не уменьшило мучившего его страстного желания.

Годфри Мур, барон Крэнем, пробирался по темным вонючим улицам между Фицрой-сквер и Сент-Марилебон. Ливень перешел в мелкий моросящий дождь. Несмотря на холод, Крэнем из осторожности оставил экипаж. По правде говоря, ему нередко приходилось проделывать этот путь пешком, чтобы не привлекать к себе внимания, но сегодня преодолеть это расстояние было совсем не легко. Недавняя болезнь подкосила его, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы послать проклятие в адрес Эллиота Армстронга, пожелав ему гореть в аду.

В самом центре Портленд-плейс проезжавший мимо фаэтон обдал его грязной водой из лужи, насквозь промочив длинный плащ Крэнема. Бормоча ругательства, барон вновь поклялся отомстить и, тяжело опираясь на трость, прошел еще примерно полмили, а затем свернул в переулок, в который выходила задняя дверь апартаментов, где проживала Антуанетта Фонтэйн. Конечно, представители властей уже обыскали ее жилье, однако вполне возможно, они что-нибудь упустили. Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться для осуществления его плана мести.

Во время своих все учащавшихся пьяных скандалов Антуанетта совершенно утрачивала бдительность.

Сначала он думал, что она спятила, но потом ее уровень жизни действительно резко улучшился. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, каковы источники внезапно свалившегося на нее богатства. Она кого-то шантажировала, и это мог быть только Рэннок. Трудно даже представить себе, какими страшными тайнами могла завладеть любовница этого человека. Крэнему было очень приятно сознавать, что маркиз будет продолжать платить за свои грехи. Если бы только удалось найти тайничок, в котором Антуанетта хранила эти ужасные секреты!

В тусклом свете показались ступеньки, ведущие к заветной двери, и Крэнем, переждав приступ боли внизу живота, осторожно поднялся на второй этаж. Сунув руку в карман, он извлек ключ и порадовался тому, что заблаговременно позаботился о нем. Он вставил его в замочную скважину и замер на месте, услышав тихое мужское покашливание. Низкий сочный баритон произнес откуда-то снизу:

— Оказывается, правду говорят, что преступник всегда возвращается на место преступления.

Из тени вынырнула фигура виконта Линдена. Крэнем быстро спрятал ключ в карман. Глаза его заметались, отыскивая путь к спасению.

— На вашем месте я не стал бы убегать, милейший, — с ленивой медлительностью произнес Линден, поставив изящно обутую ногу на первую ступеньку лестницы. — Не забудьте, что вы еще не вполне оправились после болезни, так что спускайтесь-ка лучше сами, старина, не заставляйте меня пачкать вечерние штиблеты.

— Пропади ты пропадом, Линден, — прошипел Крэнем сквозь стиснутые зубы. — Не кажется ли вам вместе с вашим приятелем Рэнноком, что вы уже причинили мне достаточно вреда?

— А-а, вот вы о чем? Ну так следует заметить, Крэнем, что вы пока живы. А вот мисс Фонтэйн нет в живых, к сожалению. Интересно, как же это случилось?

Крэнем возмущенно фыркнул:

— Ее убил Рэннок, болван вы этакий! Это знают все.

Линден лишь пожал плечами и извлек откуда-то из складок своего плаща пистолет.

— Я так не думаю, Крэнем. Спускайтесь-ка вниз, сэр. Зачем нам разговаривать под дождем? У меня за углом стоит четырехместная коляска. Она мигом домчит нас до «Брукса». Мы бы там выпили вдвоем и поговорили, а?

— Вы, должно быть, спятили, виконт. Никуда я с вами не поеду.

Линден рассмеялся.

— Возможно, вы правы. Но ваша жизнь в опасности, Крэнем. Мне кажется, вам сейчас не время быть слишком разборчивым в выборе союзников, а?

Виконт вновь ослепительно улыбнулся, а Крэнем принялся медленно спускаться вниз по лестнице.

В окно безжалостно барабанил дождь. Эллиот почти уже два часа ходил взад-вперед по своей спальне, поджидая Эванджелину. Она придет. Должна прийти. Она придет — и что дальше? Она нужна ему, очевидно, гораздо больше, чем он нужен ей. И он сделал ей предложение.

Боже милосердный, что эта женщина от него хочет? Может быть, ей нужно, чтобы он умолял полюбить его? Он этого не сделает, потому что ему нечего дать взамен. А вдруг ей действительно нужно только удовольствие, которое может дать его тело? Какую злую шутку сыграла бы с ним судьба!

Эллиот вынул из портсигара манильскую сигару и, прикурив ее от лампы, стоящей на боковом столике, глубоко затянулся. За окном по-прежнему лил дождь. Ветер резкими порывами гнул верхушки вековых деревьев в саду, кружился вихрем вокруг замка и жалобно стонал в каминных трубах. Эллиот присел на подоконник, глядя в темноту. Зигзаг молнии, прорезав небо, озарил все вокруг. Последовавший раскат грома гулко отразился от стен башни.

Проблема заключалась не в Эванджелине, вдруг понял он, проблема была в нем самом.

Чего он хочет? Конечно, он хочет жениться на ней. Он отчетливо осознал это, увидев, как этот проклятый Ленотр прикоснулся к Эви. Возможно, он сошел с ума, но ему хотелось, чтобы Эванджелина Стоун стала его маркизой. Чтобы она родила ему детей и вообще чтобы выполняла все, что традиционно требуется от жены. Например, поддерживала его в болезни и в здравии. Более того, Эллиот хотел дать то же самое ей, потому что она всего этого заслуживала. Тем не менее следовало напомнить себе, что ему не впервой хотелось предложить и получить все эти приятные вещи. Эллиот заставил себя вспомнить горькую правду.

Любит ли он Эванджелину? Наверное, нет, потому что он был уверен, что утратил способность любить много лет назад. Будучи наивным, неопытным юнцом, он любил Сесили. А потом был вынужден с корнем выкорчевать из сердца эту любовь. Последние десять лет его жизни показали, что он полностью освободился от этого чувства. Он вспомнил свое ощущение, когда держал Эванджелину в своих объятиях, и удивлялся тому, что смог допустить такое. Почему после стольких лет жизни, не отягощенной соблюдением моральных принципов, его, погрязшего в грехах, с такой силой потянуло к этой девушке? Почему он был готов хитрить и обманывать, лишь бы заполучить ее? Разве при этом его очерствевшее сердце не обливалось кровью? Обливалось. Но он продолжал хитрить и обманывать, потому что, видимо, был не способен измениться.

Чувство, похожее на отчаяние, заставляло его с готовностью взять ее невинность, сознавая при этом, что, кроме этого, ей, наверное, больше и дать ему нечего. Это уже не любовь, а кое-что посерьезнее. Чувство, которое он испытывал к Эванджелине, в корне отличалось от того, что вызывала некогда его давно позабытая невеста.

Неужели то, что он испытывал к Сесили, и было настоящей любовью?