Тропа. История Безумного Медведя - Андрей Ветер

– Думаю, что понимаю, – кивнул Рэндал.

– Жизнь не нужна Жаку, если она противоречит ему, если она оказывает ему сопротивление. Что может быть ужаснее? Ведь это полное отсутствие любви! Полный отказ от Бога! Вот вы говорите, что в вашем сердце нет веры. Вы ошибаетесь. Вы наполнены тысячами чувств, вы способны осознавать их, вы способны делиться ими. А Жак, мой несчастный Жак Вернье, лишён этого. Он не принимает ничего… Вы можете прийти к Богу, по крайней мере, можете приоткрыть ему своё сердце, а он – нет. Он считает себя судьёй, который правит миром.

– Что же с ним теперь?

– Полагаю, он погиб где-нибудь. Я не видел его больше с того дня, но много раз молился о его душе.

– Послушайте, отец, – Рэндал взял Грие за локоть. К своему удивлению, он вдруг понял, что теперь уже он ничуть не смущался говорить иезуиту «отец». В этом худом и слабом на вид человеке он увидел нечто особенное, мощное, непоколебимое. – У меня был друг по прозвищу Джек-Собака. Он умер, старость подточила его. Давайте я покажу вам его могилу. Он погребён по всем индейским правилам, ему были оказаны высокие почести. Но христианского слова над ним никто не произнёс. Я не знаю, был ли он христианином. Мы здесь все – дикари, независимо от нашей веры. Однако я руку дам на отсечение, что Джек-Собака был настоящим человеком. Я никогда не видел его злым. Я не знаю, нужна ли ему хорошая молитва, чёрт её… простите, отец, – Рэндал шлёпнул себя по губам. – Быть может, вы не откажетесь исполнить эту мою просьбу, отец. Здесь недалеко, три дня пути. Мы можем даже собрать его кости и закопать их в землю, как это полагается… Если, конечно, мы найдём кости… Койоты, знаете, всюду пролезут…

– Разумеется. Я готов отправиться к вашему другу хоть сейчас, – с готовностью ответил иезуит. – Но я бы хотел немного просохнуть у огня.

– Да, да, спешить некуда, – согласился Рэндал. – Кстати, как вас называют индейцы, отец?

– Раньше я был Чёрное Платье, – отозвался иезуит, – дикари почти всех миссионеров так зовут. Но после того сражения Черноногие нарекли меня Крест Впереди.

Вдоль Реки Раковин проходила тропа, по которой постоянно проезжали белые люди. В те годы их стало очень много. Они двигались в палатках, поставленных на колёса, и гнали с собой лошадей с длинными ушами и бизонов странного вида и цвета. Трава, которой раньше питались наши кони, была вытоптана в тех местах и съедена их пятнистыми бизонами[41]. Эти переселенцы вырубили там лес и перестреляли всю дичь.

Мы никак не ожидали, что кто-то мог так изменить внешний вид нашей земли. Но в то время мы не догадывались, что это было лишь начало. К тому времени мы уже долго называли белых людей словом Васúчу. Ты спрашиваешь, что оно означает? Ва-шин – это то, что образуется поверх кипящего супа, пенка. Те, которые стараются первыми снять эту пенку, и есть Васúчу.

Солдаты поселились в форте Ларами, где мы раньше обменивались товарами с белыми охотниками, и возвели ещё один городок для себя на берегу Реки Раковин неподалёку от большого острова. Мы уже не боялись солдат, ведь они совсем не воевали с нами. Они напугали нас только, когда приехали в первый раз в наш край, потому что мы никогда не видели такого оружия, которое они прикатили на колёсах.

Когда нам надоело постоянное присутствие белых людей на дороге вдоль Реки Раковин, мы собрали огромный отряд и решили показать всем, находившимся на той территории, кто был её настоящим хозяином. К Лакотам присоединилось много Говорящих-На-Чужом-Языке, потому что мы давно водили с ними дружбу.

Мы поставили лагерь недалеко от городка солдат, чтобы они увидели нашу мощь. Это был крупный военный лагерь. Много позже я слышал разговоры о том, что в том лагере находились только воины, но это не так. С нами были и женщины, но очень мало, они занимались приготовлением пищи. Если бы отряд был небольшим, то воины справились бы своими силами, но нас было слишком много, мы везли с собой даже типи, мы нуждались в женских руках. Принято считать, что женщины не ходят в поход с мужчинами. Это правильно. Но почти в каждом воинском обществе есть молодая женщина, которую все члены этого общества называют сестрой. Она иногда отправляется в военные походы с мужчинами. Вот таких сестёр мы и пригласили с собой, чтобы они следили за нашей одеждой, кровом и пищей. У них было много забот.

Мы напали на деревню Волков и сильно побили их. Помню, как один мальчик, который не принадлежал ни к какому воинскому обществу, так как был слишком молод и последовал втихомолку за нашим большим отрядом, во время атаки на деревню Волков вырвался вперёд на своей лошади и дважды ударил длинной палкой врагов, выбежавших навстречу. Под ним убили лошадь, и он упал на землю. Но в следующее мгновение он поднялся на ноги и бежал вперёд. Он был застрелен возле первого дома Волков, когда хотел ворваться внутрь. Этот мальчик очень хотел стать славным воином, но он слишком спешил. Его звали Порезанный Палец. Мы оставили его тело в палатке, и я повесил перед входом в палатку мой щит, чтобы он оберегал мальчика от злых людей и злых духов. С тех пор у меня не было щита, но я не горюю. Я уверен, что тень моего щита помогла мальчику в дороге по невидимому миру.

После этого наши воины остановили обоз белых людей, который направлялся к солдатам и вёз им оружие и патроны. Это был очень быстрый бой, никто из наших не погиб, а каждый Васичу проявил себя трусливым псом и поджал хвост. Мы отняли у них всё и ускакали. Когда вечером мы перечисляли наши подвиги в том столкновении, мы насчитали много прикосновений к Бледнолицым. Мы чувствовали себя очень довольными, потому что не понесли потерь и сумели доказать Васичам нашу силу.

Но радость наша не была долгой. К нам пришла беда, которую не ждал никто.

Мы много раз видели мертвецов, которых Бледнолицые оставляли лежать вдоль дороги, и встречали могилы, куда они клали покойников. Некоторые Лакоты забирали одежду с этих трупов, не подозревая, что в ней таилась страшная болезнь[42].

Она поразила нас коварнее всякого врага, который нападает со спины. И мы не знали, как сопротивляться этой болезни. Многие люди угасали на глазах, их лица чернели, руки и ноги тряслись. Иногда здоровый мужчина умирал за два дня.