Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис

Странно, как упорно она не желает признавать свои умения! Ведь дочь ее, похоже, готова все на свете отдать, чтобы стать такой, как она. А как странно Анук использует слово «случайность»…

Вианн тоже его использует, имея в виду вещи нежелательные или необъяснимые. Как будто в нашем мире, где все так тесно связано, где все так или иначе неким мистическим образом соприкасается, переплетается подобно разноцветным шелковым нитям в ткани гобелена, есть место случайностям! Нет, здесь ничто и никогда не бывает случайным, здесь никто никогда не исчезает бесследно. А мы, существа особые, способные многое увидеть, проходим по ткани жизни, собирая ее отдельные нити, сводя их воедино и создавая свои собственные небольшие узоры на кайме этого гигантского гобелена…

Разве это не чудесно, Нану? Это замечательное, гибельное, прекрасное, величественное искусство! Неужели ты не хочешь им овладеть? Неужели не хочешь отыскать свою собственную судьбу в этом спутанном клубке разноцветных нитей и самостоятельно придать ей форму — причем не случайно, а согласно определенному рисунку?

Она пришла ко мне на кухню минут через пять, бледная от гнева, который с трудом сдерживала. Уж я-то знаю, каково это мучительное ощущение собственной беспомощности, вызывающее тошноту и сердечную слабость.

— Тебе придется заставить их уйти, — заявила она. — Я не хочу, чтобы они были здесь, когда мама вернется.

Собственно, ее слова значили: «Я не желаю давать им дополнительный повод».

Но я, сочувственно на нее глянув, возразила:

— Они наши посетители. Что тут поделаешь?

Она продолжала молча смотреть на меня.

— Ну да, — сказала я, — с посетителями так не поступают. Тем более они твои подруги…

— Никакие они мне не подруги!

— Ах так! Ну, в таком случае… — Я сделала вид, что колеблюсь. — Тогда вряд ли будет Случайностью, если мы с тобой… слегка вмешаемся.

Цвета ее ауры так и вспыхнули:

— Мама говорит, это опасно…

— Возможно, у мамы свои причины так говорить.

— Какие?

Я пожала плечами.

— Видишь ли, Нану, взрослые порой скрывают свои знания от детей, пытаясь их защитить. Но иногда получается, что они защищают не столько ребенка, сколько самих себя — от последствий этих знаний и умений…

Анни явно была озадачена моими словами.

— Ты думаешь, она мне лгала? — спросила она.

Я понимала, что это рискованно. Но я столько раз в своей жизни рисковала! И потом, она же сама хочет, чтобы ее соблазнили! Ведь в душе каждого нормального хорошего ребенка живет бунтовщик, таится желание стать первым среди ровесников, завоевать их авторитет, сбросить с пьедестала тех крошечных божков, которые называют себя нашими родителями.

Анни вздохнула.

— Ты не понимаешь…

— Нет, отлично понимаю! Ты просто боишься, — сказала я. — Боишься быть не похожей на других. Тебе кажется, что из-за этого ты сразу станешь изгоем.

Она задумалась, потом сказала:

— Дело не в этом.

— А в чем же?

Она посмотрела на меня. За дверью слышались пронзительные натужно-веселые голоса девчонок, у которых явно пропало всякое настроение.

Я сочувственно улыбнулась Анни и сказала:

— Ты же понимаешь, что в покое они тебя никогда не оставят. А теперь они узнали, где ты живешь, и могут вернуться в любое время. И они уже попробовали свои силы, пытаясь атаковать Нико…

Я заметила, как она встрепенулась. Я знаю, как сильно она его любит.

— Неужели ты хочешь, чтобы они приходили сюда каждый вечер? Сидели здесь, смеялись над тобой…

— В таком случае мама заставит их уйти, — сказала она, но голос ее звучал не слишком уверенно.

— И что тогда? — спросила я. — Я знаю, как это бывает. Так было и с нами, с моей матерью и со мной. Сперва всякие мелочи, на которые, как нам казалось, можно не обращать внимания: мелкие пакости вроде незначительных краж в магазине, мерзкие надписи на ставнях, сделанные ночью. В общем, все это можно терпеть, если так уж случилось. Это не очень приятно, но с этим можно жить. Только этим ведь никогда не кончается. Они никогда не сдаются. И на пороге твоего дома появляется собачье дерьмо, глубокой ночью раздаются странные телефонные звонки, в окна летят камни, а потом однажды в почтовый ящик на двери наливают бензин, и весь дом окутывают клубы дыма…

Мне тогда следовало знать заранее. Это ведь действительно чуть не случилось. Магазин, где продаются книги по оккультизму, всегда привлекает внимание, особенно если он находится не в центре, а на окраине. Письма в местные газеты, листовки, призывающие запретить празднование Хэллоуина, даже небольшой пикет у дверей магазина — написанные от руки плакаты и полдюжины правоверных прихожан, неистово требующих, чтобы наш магазин закрыли.

— Разве не так получилось в Ланскне?

— В Ланскне было по-другому.

Ее взгляд метнулся к двери. Я прямо-таки чувствовала, как громоздятся одна на другую ее мысли, цепляясь за сказанное мною. И это было совсем близко, я его ощущала, как ощущается в воздухе статическое электричество…

— Сделай это, — сказала я ей.

Она посмотрела на меня.

— Сделай. Честное слово, этого не стоит бояться.

Глаза ее вспыхнули.

— Мама говорит…

— Родители знают далеко не все. И рано или поздно тебе все равно придется узнать, что значит самой о себе заботиться. Давай, Нану. Нельзя быть просто жертвой. Нельзя убегать от них и позволять им гнать тебя, точно свою добычу.

Она снова задумалась, но я видела, что доводы мои цели пока не достигли.

— Есть вещи похуже, чем просто бегство от кого-то, — сказала она.

— Так говорит твоя мать, верно? Она поэтому имя себе переменила? Поэтому и тебя сделала такой трусихой? Почему ты не хочешь рассказать мне, что с вами случилось в Ле-Лавёз?

Этот удар попал почти в яблочко. Но все же оказался недостаточно точен. На лице Анни появилось упрямое, заносчивое выражение, столь свойственное девочкам-подросткам и означающее примерно следующее: можете говорить сколько угодно…

В общем, я слегка ее подтолкнула. Совсем чуть-чуть. Заставила свои цвета переливаться, как радуга, стараясь выпытать ее тайну, какой бы она ни была…

И тут я вдруг кое-что увидела… всего несколько промельков, словно клочки тумана…

«Вода. Вот оно! Это какая-то река, — поняла я. — И какой-то серебряный амулет в виде маленькой кошечки… И все почему-то освещено огнями Хэллоуина». Я предприняла еще одну попытку, и на этот раз мне почти удалось добраться до сути… и вдруг…

БАМ!

У меня было такое ощущение, словно я прислонилась к ограде, сквозь которую пропущен электрический ток. Удар прошил меня насквозь и отшвырнул назад. Туман рассеялся, изображение расплылось, и каждая клеточка моего тела, казалось, звенела под воздействием электричества. Нутром я понимала, что это получилось непреднамеренно — просто произошел некий выброс внутренней энергии, долгое время запертой внутри; примерно то же бывает, когда ребенок в гневе топает ногами; ах, если бы у меня в ее возрасте было хотя бы вполовину столько энергии…