Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин

В Белгороде княжил сын Юрия Борис. Он проявил удивительную беспечность и ротозейство, как сообщает летопись, пьянствовал со своей дружиной и «с попы белгородьскими» и чуть не попал в плен. Белгородцы открыли ворота, путь на Киев был свободен.

Юрий в те дни отдыхал в своем загородном доме близ Выдубицкого монастыря. Он был в полной уверенности, что на пути Изяслава стоят превосходящие силы Андрея, Бориса и Владимирко, поэтому никаких мер по обороне столицы не предпринял. Появление войск Изяслава перед крепостными воротами Киева было для него полной неожиданностью. Положение оказалось безвыходным, и он бежал. Это случилось в конце марта 1151 года.

Юрий вновь вернулся в Суздальскую землю и занялся градостроительством. Были основаны города Кидекша, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский. По его указанию была построена крепость в Москве. В 1156 году летописец сообщает: «Того же лета князь великий Юрий Володимеричь заложил град Москву на устниже Неглинны выше реки Аузы». Вдоль Неглинной и Москвы-реки был возведен вал, на котором были сооружены деревянные стены с тремя башнями: две вели к рекам, а третья — через Кучково поле на Суздаль. Внутри кремля, ближе к мысу, стоял княжеский двор, а кругом построили дворы приближенные князя. Возле княжеского двора стояла церковь Ивана Предтечи, небольшая, деревянная. Остались в кремле несколько домишков ремесленников и торговцев, но основная их масса заселила посад за крепостными стенами, подальше от князя и княжеских слуг, где было удобнее жить и работать свободным мастерам. Здесь были ювелирные, кузнечные, кожевенно-сапожные, гончарные и иные мастерские, изделия которых шли как горожанам, так и окрестным селянам; часть продавалась приезжим купцам.

Торговая площадь располагалась на подоле. На ней торговали как местные, так и заезжие купцы из русских княжеств, Булгарии, стран Западной Европы и Византии. На торговой площади была поставлена еще одна церковь — Пятницы. На Москве-реке находилась пристань.

Во время этих хлопот и разъездов зашел князь Иван Берладник. Находясь на излечении в деревне, он внимательно следил за событиями на Руси и пришел к выводу, что на стороне Юрия Долгорукого сила могучего княжества, в то время как Изяслав Мстиславич действует больше хитростью и изворотливостью, но в конце концов удача склонилась на сторону суздальского князя. Именно поэтому он решил службу продолжить у него.

Агриппина долго противилась желанию Ивана, но он все же убедил ее в том, что иного выхода у него нет, а оставаться в этих деревушках, где на пропитание кое-как хватает, не дело, они заслуживают лучшей доли.

— А что касается Юрия Долгорукого, — убеждал он ее, — то вы наверняка и не встретитесь. Я попрошусь в какой-нибудь далекий от Суздаля город, мы туда уедем сразу после моего назначения, будем жить-поживать, и на тебя не падет ни один взгляд князя, потому что у него без того много хлопот в борьбе за киевский престол.

Агриппина наконец дала свое согласие, только спросила:

— А вдруг князь узнает, что ты воевал в составе киевского войска во время похода на Суздальскую землю?

— Откуда? Командовал я всего парой сотен воинов, да и не выделялся ничем. Знаешь, сколько таких было мелких военачальников, как я?

Потом на мгновенье замолчал, вспомнив разгром города Кснятина, и добавил:

— А кому я попался на глаза, тот в сырой земле лежит…

Юрий слышал о князе-изгое, но мало о нем знал, поэтому встретил хотя и приветливо, но настороженно.

— Какими ветрами занесло тебя, князь, в Суздальскую землю? — спросил он, пытаясь вглядеться в плутоватые глаза Ивана. А тот тоже хотел отгадать по лицу Юрия, знает ли он от своего друга и соратника Святослава Ольговича о том, что он, Иван, украл у него казну, или об этом речь не заходила? Поэтому начал темнить:

— Служил Смоленскому князю Ростиславу, да вот как-то не сложилась моя служба у него, перестали понимать мы друг друга, а это уж последнее дело в отношениях князей, какого бы рода деятельностью они ни занимались. Тем более в таких сложных условиях междоусобной борьбы…

— А в чем вы разошлись с князем Ростиславом? — перебил его Юрий, не любивший многоречья.

— Нападал он на тебя, князь, в словах своих, а мне это было неприятно слышать…

— И с какой просьбой ко мне явился, князь? — спросил Юрий, чувствуя, как холодок неприязни закрадывается ему в сердце: чем-то не нравился этот пронырливый человек!

Наступил решающий момент, для Ивана важно было не прогадать с должностью у нового князя.

И он сказал:

— Хочу послужить тебе, князь, верой и правдой. Не за высокими теплыми местечками в столице гонюсь, а хочу, чтобы ты послал меня на границу, на самые опасные направления. Буду биться с ворогом, презирая смерть.

Юрий подивился его словам и не стал этого скрывать:

— Ты первый обращаешься ко мне с такой просьбой. Другие все норовят возле меня пристроиться, поближе к подаркам и наградам… Что ж, князь, будь по-твоему! Самый опасный и неспокойный рубеж у меня проходит с Новгородской землей. Садись в Твери и налаживай оборону по всей линии границы.

В тот же день Иван Берладник выехал из Суздаля. Юрий в то время находился в своей конюшне и через ворота видел, как он подсаживает в седло какую-то женщину. Женщина стояла к нему спиной. Вот она ловко закинула ногу через коня, уверенно уселась и стала перебирать в руках поводья. Что-то знакомое почудилось в ее стане, повадке, движениях. Где-то видел он эту женщину… Всадники тронулись с места и двинулись в сторону крепостных ворот. И тут Юрий узнал: это была Агриппина! Он не мог ошибиться, это была она! Но как она сюда попала, да еще с князем-изгоем?

И тут вспомнил Юрий, что неожиданно пропала куда-то его бывшая любовница. Куда уехала, никто не мог сказать, да Юрий и не пытался дознаваться. Уехала и уехала, Бог с ней. Зла он на нее не держал, поступила она, конечно, подло, но чисто по-женски, какие могут быть счеты? Человек не мстительный и не злопамятный, он не собирался преследовать ее; ему было просто интересно, как сложилась ее дальнейшая судьба и что привело ее к нему в стольный город.

Некоторое время постоял он, вспоминая те события, что были связаны с этой женщиной, а потом дела отвлекли его, и он больше к мыслям о ней не возвращался.

В начале весны 1153 года прискакал из Галича нарочный и сообщил весть о кончине князя Владимирко. Рассказал он чудные вещи. Против Владимирка пошли войска Изяслава и венгерского короля Гезы. Галицкий князь потерпел поражение и закрылся в крепости Перемышль. Во время осады он сумел подкупить Гезу, тот замирился, хотя Изяслав был против. Состоялось крестоцелование. Владимирко пошел на хитрость, сказался тяжело больным и крест целовал, лежа в постели. И, когда осада была снята и вражеские войска ушли, он с легкостью отказался выполнять условия мира, потому что, утверждал он, никакого крестного целования не было: он же лежал в постели! Тогда в феврале 1153 года Изяслав послал к Владимирко своего боярина Петра Бориславича, который стал упрекать князя: