Искатель - Тана Френч

Кел решает до самого дома прямо сразу не тащиться. Укладывается в траву и смотрит на звезды – они густы и буйны, как одуванчики по всему небу. Кел думает о телескопе, как предложил Март, и решает, что телескоп – это не по нему. Лучше разбираться в звездах его не тянет, они ему нравятся как есть. Такая у него черта, к добру ли, к худу ли: он всегда предпочитал занимать ум тем, на что способен как-то повлиять.

Чуть погодя трезвеет достаточно, чтоб ощущать, как впиваются в спину камешки и просачивается в нутро холод. А еще постепенно понимает, что, возможно, не стоит тут валяться, пока по округе шляется тот, кто режет овцам глотки.

Кел потихоньку встает, голова кружится, и нужно ненадолго пригнуться, уперев руки в ляжки, чтобы унять кружение. Затем бредет к дому через лужайку, та кажется ему обширной и голой. В полях ни движения, в изгородях и среди ветвей ни звука; ночь подобралась к самой глубокой своей точке, к пустынной предрассветной границе. Лесок во владениях Кела – густой мазок среди звезд, безмолвный, недвижимый. Дом Марта темен.

Кел просыпается поздно, в окно спальни вовсю струится солнечный свет. Голова немного чувствительная и словно набита липучим ковровым ворсом, но в остальном Келу на диво хорошо. Суется под холодную воду, от этого голова проясняется, после чего он жарит себе яичницу с сосисками, закидывается парочкой обезболивающих и щедрым объемом кофе. Затем бросает в багажник мешок с грязной одеждой и отправляется в город.

День обманчиво яркий, с резким холодом в тенях и легким ветром, что играючи подбирается поближе – и сечет до нутра. “Паджеро”, неспешно катясь, ритмично подскакивает на ухабах. Следом скользит по бурым горам тень тучки.

Келу ясно, что прошлой ночью его предостерегли. Предостережение, впрочем, сделали так тонко – умышленно ли, нет ли, – что Кел не до конца понимает, от чего именно его предостерегали. Понятия не имеет, вычислила ли Арднакелти, что он разбирается с исчезновением Брендана Редди, и хочет, чтобы Кел в этом говне не копался, или же он просто слишком деятельно для приезжего сует во все нос и пришла пора втолковать ему местные обычаи.

Интересно и то, где и как это предостережение сделали. Март мог выдать ему парочку кратких рекомендаций прямо у ворот в любой день, но отложил это до вечеринки с потином. То ли хотел, чтобы Кел принял этот намек сразу от целой компании, чтоб уж дошло наверняка, то ли желал все обставить так, чтобы все остальные знали: Кела предупредили. И Кел отчего-то убежден, что тут скорее второе и что оно ради его же блага.

Кел не вполне понимает, в каких обстоятельствах может пригодиться такая защита. В начале расследования Кел привык действовать ощупью, а значит, не сразу осознаёт, что тут все совсем иначе. Он понятия не имеет не только о том, что́ окружающие знают и в чем убеждены, но и что об этом могут думать, чего хотят, почему они этого хотят – или как способны поступить, чтобы добиться желаемого. Десятилетия знакомства друг с другом, придававшие началу вчерашнего вечера уют, сгущаются в непроницаемую чащу, любое действие и любые мотивы скрываются в ней, едва ль постижимые для человека пришлого. Кел понимает, что это по меньшей мере отчасти делается сознательно и умело. Мужикам нравится, если Кел двигается вслепую. Ничего личного, с их стороны это простейшая и естественная предосторожность.

Кел отдает себе отчет, что производит впечатление покладистого, сговорчивого парня, который это предостережение учтет. Такой образ неоднократно играл Келу на руку. Он бы с большой радостью использовал его и здесь, пусть деревня расслабится, веря в то, что он вернулся к своим делам и красит себе дом. Беда в том, что у него нет такого выхода. Будь он на службе, он бы держался подобающе далеко от приятелей Брендана и занялся на некоторое время всяким закулисным: подтянул бы технарей, чтобы влезли к Брендану в телефон, отследили его перемещения, прошерстили его переписку, проверили по банку, использовалась ли карточка Брендана, прогнали бы всех Брендановых приятелей через систему, потолковали с отделом дури насчет дублинских купцов. Кел обсудил бы варианты со своим напарником О’Лири, мелким пузатым циником, с виду обманчиво ленивым и с острым чутьем на несуразное, и впряг бы того же О’Лири побегать вместо себя.

А тут никакой тяжелой артиллерии, никаких союзников. Никакого закулисья, где можно укрыться. У Кела пустые руки, он один и у всех на виду.

Исходный план на сегодня был выловить Дони Макграта, но план этот изменился. Расспрашивать Дони наверняка окажется изнурительно, а голова у Кела к такому не готова. Но важнее другое: Кел недостаточно хорошо врубается, что вообще происходит. Даже если местные предостерегают его насчет Брендана, им известно лишь одно: Кел пытается выяснить, куда сбежал пацан, чтобы успокоить его встревоженную мамашу – или из чистого любопытства. Но Кел знает, что пригляд за ним будет. Если потолкует с Дони или с кем угодно еще, кто связан с дублинскими пацанами-торговцами, местные поймут, что́ у Кела на уме. Делать этот шаг, пока не подготовится хорошенько, Кел не склонен.

Однако есть у него один пункт в списке, и что за карты у Кела на руках, по этому пункту не вычислить, но для его исполнения требуется выходной день. В городе он сдает вещи в прачечную, а сам отправляется в сувенирную лавку.

Каролайн Хоран по-прежнему дружит с Бренданом в Фейсбуке, из чего Кел делает вывод, что расстались они не совсем уж паршиво. Фотоснимок на ее страничке: она сама и две другие девушки, на пляже, обдуваемые ветром, в обнимку, смеются. У Каролайн буйные каштановые кудри и круглое веснушчатое лицо с очаровательной улыбкой. В профиле у нее также значится “Учится в Атлонском технологическом институте”, а тогда, если она и работает еще в сувенирной лавке, скорее всего, берет себе смены в выходные.

И действительно – толкнув под звон колокольчика дверь лавки, он видит ее: девушка приводит в порядок стойку с именными табличками, украшенными лепреконами. Каролайн ниже ростом, чем Кел предполагал, у нее ладная, округлая фигура. Кудри стянуты в хвост, макияжа немного – столько, чтобы выглядеть ухоженной, но вместе с тем добродетельной.

– Добрый день, – приветствует ее Кел, озираясь по сторонам, слегка ошарашенный изобилием. Магазинчик мал и битком набит зелеными предметами, предметами из шерсти и предметами из мрамора. Почти все украшены либо клевером, либо кельтскими завитушками. Фоном чей-то мужской голос распевает слащавую балладу, которая даже на слух Кела не имеет ничего общего с музыкой в “Шоне Оге”.

– Здрасьте, – отзывается Каролайн, оборачиваясь и улыбаясь. – Чем могу помочь?

– Да я вот собираюсь купить подарок своей племяннице в Чикаго, – отвечает Кел. – Ей скоро шесть. Может, посоветуете что-нибудь?

– Запросто, – любезно отвечает Каролайн. Направляется к прилавку, попутно снимая то-сё с полок и стоек: зеленую куклу-феечку из тюля, футболку с клевером, серебряное колье в зеленой коробочке, косматую чернолицую игрушечную овцу. – Если ей нравятся феечки, от этой она будет в восторге. Или она более боевая? Тогда, может, майку и бейсболку?