Недвижимость - Андрей Волос

— Догадываюсь, — сказал я. — А что за человек-то? Что за бизнесмен? Может, нет никакого человека-то? И денег нет? Мы тут с тобой пляшем… квартиры ищем, находим… задатки раздаем направо-налево… а?

— Да есть, есть… — Было слышно по голосу, что сморщилась. -

Все есть. Есть у нее какой-то там человек этот… ты думаешь, я знаю? Она мне не говорила ничего. У них отношения… черт их разберет… любовь, в общем. И она… Сейчас, подожди-ка, сигарету возьму.

— Не надо. Мне сейчас некогда. Утром созвонимся.

— Давай, — вздохнула она. — Может, уже прояснится. И не переживай, все в порядке будет. Приедет ее мужик, никуда не денется.

— Твоими бы устами да мед пить, — в сердцах сказал я. — Трехлитровыми банками. Все, пока.

Я положил трубку и оглянулся.

К сожалению, в комнате не было ничего такого, что можно было бы без раздумий шибануть об стену. Разве что подушка. Но это неинтересно.

Бог ты мой, ведь специально допытывался, когда задаток оформляли, — деньги-то есть? Накладок не будет? Мол, поймите,

Ксения, мы теперь скованы одной цепью!.. А Ксения смотрела на меня, как на предмет мебели, — уставится и смотрит. Не может понять, живой перед ней человек или просто видимость одна… мираж ненужный. Я уже тогда злился. В ней не было заинтересованности покупателя. Она о чем-то неотступно думала, да, — но вовсе не о своей будущей квартире. Квартира была тенью на фоне ее мыслей. Она торговалась, отжимала тысячу (и отжала-таки, я уступил), но все это как-то не всерьез, для проформы. Положено торговаться — вот она и торгуется; а на самом-то деле наплевать — тысячей больше, тысячей меньше… Она была погружена во что-то иное, ее томили другие чувства, другие переживания. Мне хотелось взять ее за плечи и потрясти. О чем она думала? О чем вообще в первую очередь должен думать человек, когда собирается купить квартиру? Не очень-то дешевую, между прочим!..

Одеваясь, я снова и снова прокручивал в голове эту заезженную ленту. Все очень просто. Если деньги не появятся у нее до двенадцатого… если двенадцатого утром мы не встретимся в банке всеми тремя сторонами нашего убогого треугольника — «Свой угол»,

Будяевы, Ксения, — значит, задаток Ксении приказал долго жить.

Это было бы как нельзя более радостно — штука на дороге не валяется! — если бы полученные от нее деньги я не передал на тех же условиях в «Свой угол». Ксения потеряет тысячу, это правда.

Но я из них не получу ни гроша. Получит «Свой угол». Тоже для них не большая радость. Им ведь не дурной задаток нужен, а сделка… они со сделки три, а то и четыре должны помутить… но все-таки: у них хотя бы тысяча останется. Пустяк, а приятно…

Черт бы ее побрал!.. Теперь вот оказывается, что все зависит от какого-то человека… бизнесмена какого-то чертова… вечно от них одни неприятности.

Я подумал об этом бизнесмене, и мне стало еще противней. Взять бы, правда, сейчас какую-нибудь вазу… бывают такие большие китайские вазы… как дать об стенку! Была ваза — и нету… Вот еще, нате вам: бизнесмен. Кому он нужен? — думал я, повязывая галстук. Понятно, что у такой женщины должен быть мужчина, но простите — почему же обязательно бизнесмен?! Я думал о ней, шагая к метро. Ах, Ксения!.. Непонятная девушка. Загадочная.

Красивая. Смотрит как собственная фотография. Очень грустна.

Почему? Нет, ну совсем непонятно. Чего она хочет? Чего она вообще хочет от жизни?.. Поди догадайся… Вот, например, про себя я знаю точно: мне денег не хватает. Так сложилась моя дурацкая жизнь. Я тоже попросил бы богатства — как тот безмозглый персонаж из сказки, которого волшебное яблочко привело в волшебный сад. Садовник показывал ему деревья и говорил: «С этого яблоко съешь — станешь умным. С этого — красивым. С этого — бессмертным. С этого — любимым. С этого — богатым…» Он, дурак, выбрал с того, где богатым. Вот и я бы, наверное…

— На две поездки, — сказал я в окошечко и протянул десятку.

Мартин Кроненгер говорил по-русски с тягучим западным акцентом: мы понимайт… вы понимайт… это есть хорошая идея… ми будем сотрудничайт… и т. д., одет был с иголочки, благоухал дорогими ароматами, приезжал на «саабе»; за рулем сидел секретарь — бородатый русский мужик лет тридцати пяти, которому очень подходила его фамилия — Прикащиков. Секретарь открывал дверцу, носил за шефом портфель и подавал телефон, а также вступал в беседу, если Мартин Кроненгер испытывал затруднения в использовании какого-либо русского оборота. Все вместе выглядело чрезвычайно респектабельно.

К риэлторскому бизнесу Мартин Кроненгер не имел никакого отношения — он был главой датской полиграфической фирмы, сделавшей ставку на русский рынок, почему и торчал безвылазно в Москве. Заниматься продажей квартиры его вынудило стечение смешных и по-житейски понятных обстоятельств, немалую роль среди которых играла дружба. Дело в том, что во время частых и продолжительных отлучек Мартина Кроненгера в Копенгагене его замещал младший партнер и друг — Николай Владимирович Кравец, русский, нашедший в Дании вторую родину, преуспевший там, женившийся на датчанке и соответственно сворачивавший остатки дел в России по причине их совершенной исчерпанности. Дочь Кравца, Лена, вострила лыжи в ту же сторону — в Копенгагене наличествовал жених-датчанин, а здесь полугодовалый ребенок от него и оформленная виза. Единственное, что еще держало в Москве, — это ее законное желание убедиться, что квартира продана, а деньги благополучно переведены.

Интерес был понятен. Однокомнатная квартира на Преображенке принадлежала Кравцу, однако вырученную за нее сумму он предполагал подарить дочери — причем, ввиду ее скорого отъезда, плату хотелось бы получить, естественно, не в Москве, а в Копенгагене. Приурочить один из своих редких приездов в Москву к сделке с порядочным покупателем, у которого, разумеется, нашлось бы множество причин настаивать на удобных ему сроках, Николаю Владимировичу Кравцу было затруднительно. С другой стороны, не хотелось и отдавать квартиреху абы как, за бесценок. Переводить на имя Лены, чтобы она сама потом ею занималась, тоже не с руки: и впрямь таскаться по присутствиям с младенцем на руках чрезвычайно обременительно. Кравец прикидывал и так и сяк и в конце концов вместе с Мартином Кроненгером нашел следующее решение: оказавшись на несколько дней в Москве, договором купли-продажи переоформил квартиру на Владислава Егоровича

Прикащикова, секретаря Мартина, — с тем, чтобы, невзирая на отсутствие Кравца, Мартин Кроненгер — друг и доверенное лицо — смог бы без особой спешки найти реального покупателя и перевести деньги в Данию на имя Лениного жениха.

Долго ли, коротко, но реальный покупатель нашелся. Сказать, что мне доставляло удовольствие иметь с ним дело, — значит покривить душой. Однако плох тот риэлтор, который не сумеет заместить неприязнь в своем озлобленном сердце самой искренней привязанностью. Мы колесили по городу в поисках подходящей квартирки, я рассуждал о степенях риска на рынке недвижимости, а Стреповиков удовлетворенно мычал, когда мои слова находили в нем хоть какой-нибудь отклик.