Инквизитор - Борис Конофальский

«Дьявол, этот сопляк мне весь меч зазубрит. Сам виноват, таскаюсь с этой игрушкой, тешу беса самолюбия. Давно нужно было его продать и купить простой человеческий клинок».

Он был так спокоен? Да, он был абсолютно спокоен. Не смотря на то, что мальчишка раз за разом пытался нанести удар в кисть руки. Такое хладнокровие вырабатывается годами боев и сражений. Однажды, он не помнил того момента, когда смерть перестала быть такой страшной. Да, смерть перестала пугать, его, хотя это и не значило, что он хотел умереть или искал смерти. Он просто давно смирился с ней, случилось это в одном тяжком деле и звучало это в его голове так: «ладно, ладно, сегодня вы меня убьёте, — с еретиками рассчитывать на плен не приходилось, — сегодня я умру, но вы заплатите за мою жизнь вдвое, и так, приступим».

Именно поэтому Волков был спокоен. Сколько бы ни прыгал, сколько бы ни демонстрировал свое мастерство фон Тиллер, солдат знал, что он победит, потому что он ничего не демонстрировал, он сражался за свою жизнь. Поединок длился уже минуту, не меньше. Спутники фон Тиллера, видя, что тот выглядит намного выгоднее, чем его соперник, все более яростно криками поддерживали своего друга. Все остальные явно болели за солдата, но кричать побаивались. Только облегченно вздыхали, когда очередная серия ударов мальчишки оканчивалась ничем. Мальчишка был молод и, судя по всему, мог прыгать до утра, а вот солдат еще не отошел от ран. Он уже чувствовал тяжесть в руке и дышал не так легко, как противник. Все это время он только защищался, и не сделал ни одного выпада. Видя это, малец только все больше и больше наглел, все чаще пытался рубануть по руке, победить так, как побеждает мастер неумеху — ударом в кисть. И при этом он все время улыбался, скалил зубы. После длинного выпада он опять попытался нанести удар в кисть, а солдат принял удар на гарду. И когда тот опять, улыбаясь, сделал шаг назад, готовясь к серии новых ударов, солдат сделал первый выпад — выпад вдогонку. Длинный и не очень красивый внешне, и даже неуклюжий, но быстрый и точный. Клинок вошел в ногу чуть выше колена юнца.

— Ах! — Воскликнул фон Тиллер, отпрыгивая.

— Господи, вы видели?! Он ранил фон Тиллера! — Испуганно и звонко выкрикнул один из юнцов. — Кажется…

— Нет, он не достал. — Говорил другой.

— Достал, все видели, — зло оборвал третий.

Кровь из раны потекла в сапог, а мальчишка немного удивленно смотрел на рану.

— Фон Тиллер, вы можете продолжать? — Спросил его один из своих.

— Конечно, — фыркнул тот с презрением. — Это не рана, это царапина.

Рана была пустяковой на первый взгляд. Кровь из нее текла вполне себе бодро, и Волков знал, что уже через две-три минуты парень будет останавливаться, чтобы перевести дух, просто отдышаться. И чем больше крови будет утекать в сапог — тем дольше будут остановки.

— Фон Тиллер, давайте остановимся, — предложил Волков. — И будем считать, что поединок закончился без победителя.

— Черта с два! — Запальчиво крикнул мальчишка. — Поднимайте меч!

И он снова кинулся в атаку, но солдату это все уже надоело. Он парировал удар и снова сделал выпад. Правда, теперь он не колол, а рубанул наотмашь и самым кончиком меча достал противника, рассек ему правую ляжку, и на этот раз крови было намного больше.

— А-а-а! — Заорал фон Тиллер и повалился на брусчатку двора, со звоном роняя меч.

— Он, что, убил его?! — Раздался звонкий испуганный голос.

Дружки кинулись к фон Тиллеру.

— Он, что, зарубил его до смерти?! — Не унимался мальчишка.

— О, мой бог, сколько крови.

— Он убил его?

— Отто, да заткнитесь вы, ради всего святого, иначе я вас сам зарублю.

— Господа, я умираю, да? — От боли фон Тиллер начал стонать. — А-а, дьявол, как больно. Сколько крови!

— Господа, — рявкнул Волков, — расступитесь.

Те расступились, давая ему подойти.

— Огонь мне, свет! — Крикнул он, опускаясь на колено перед раненым.

Тут же подбежали люди с факелами, а фон Тиллер продолжал громко стонать, пока Волков осматривал рану.

— Прекратите стонать, — сурово произнес солдат. — Эти раны не стоят таких стонов. Здесь женщины и челядь, они смотрят на вас, ничего страшного в ваших ранах нет, но зашить придется. Ни кость, ни вена не задеты. Монахи вас заштопают, монастырь рядом. Я перетяну вам ногу, и кровь остановится. — Он крикнул, обращаясь к прислуге: — Эй, веревку мне и маленькую палку принесите.

Все было быстро принесено, и он перетянул бедро выше раны. Юнцы собрались, посадили в седло фон Тиллера и, стараясь не глядеть на Волкова, уехали. Воины-усачи закрыли за ними ворота. Все восхищались Волковым, но в восхищениях он особо не нуждался. Он пошел в свои покои. Госпожа Анна ждала его там. Она благоговейно помогла снять ему доспех и сапоги, смотрела на него с восхищением, солдат даже стал смущаться, а она молчала.

«Уж лучше сказала что-нибудь, чем вот так» — думал Волков, ложась в кровать. И, когда он лег, она заговорила, легла рядом, навалилась ему на больную левую руку и с жаром заговорила:

— Двадцать лет, двадцать лет меня оскорбляли все, кто хотел, и ни в ком я не видели заступника. Даже в графе. Он всегда отмалчивался.

Она была так близко, что ее дыхание он чувствовал на своей щеке. Солдат слушал ее с наслаждением. Она была на удивление красива, эта немолодая уже женщина.

— Вы представить себе не можете, какое удовлетворения я получила, когда этот сопляк визжал, обливаясь кровью. Вы мой рыцарь, мой герой, — она нежно гладила его небритую щеку своей мягкой рукой. — Вы первый, кто заставил людей, оскорбивших меня, заплатить за это, и я не забуду этого никогда. Никогда.

Красивая женщина впилась в его губы своими губами.

— Осторожно, сударыня, — сказал солдат и поморщился.

— Что? В чем дело? — она чуть отдалилась.

— Рука, левая рука еще не до конца зажила.

— Ах, вот как.

Она залезла на него верхом и больше не налегала на левую руку. Ее нос соприкасался с его носом, а ее глаза глядели в его глаза.

— Так лучше? — спросила она.

— Так прекрасно, — ответил он и опять подумал о юной госпоже из Рютте.

Утром шел дождь. Ёган оседлал коней, забинтовал Волкову руку, помог надеть бригантину и поверх застегнул плащ.

— Хорошо б тут еще остаться, — начал он.

Солдат не желал развивать этот разговор и молчал, а Ёган желал и продолжил:

— Здесь-то получше будет, чем в Рютте.

Волков продолжал молчать.

— И кормят здесь отлично, да и народец поприветливее.

Он помог сесть солдату на коня.

— И спал я сегодня на кровати, — не унимался слуга.