Одержимая - Фейт Хантер

— Ну и хрень! Да вы настоящее старичье!

Братья захохотали, из чего можно было сделать вывод: свою мысль я произнесла вслух. Я вяло улыбалась, пока они провожали меня к двери, уверяя по пути, что обезопасят меня от нападок сотрудников других охранных служб.

Я думала, что с визитом покончено, пока не дошла до фрески в холле. Я остановилась как вкопанная, раскрыв рот и потеряв дар речи. Ночная пасторальная сцена изображала вампиров, собравшихся на пикник при свечах. Вампиры были голые. И еда голая тоже — в виде живых людей. Я вспыхнула (ничего не могла с собой поделать), узнав среди персонажей Брендона и Брайана.

Их изобразили здоровыми мужиками, наделенными значительными достоинствами. Очень, очень значительными. Увидев смущение на моем лице, братья рассмеялись. Тем смехом, которым смеются настоящие крутые парни, подтверждающим, что они действительно обладают значительными достоинствами и считают стыдливый румянец милой девичьей реакцией.

«Пантеру милой не назовешь», — отправила она мне мысль. Я вдохнула, пытаясь успокоиться, и сказала:

— Я узнаю вас двоих, Лео и Кейти. — Я покраснела еще сильнее. — А кто остальные... э-э... вампиры и... э-э...

Брендон сжалился и прекратил мое заикание. Он шагнул к стене и стал называть участников сцены:

— Арсено, наш главный вампир. Грегуар. — Он ткнул пальцем в светловолосого мужчину, который выглядел так, словно ему было пятнадцать лет на момент обращения. Он походил на ребенка рядом с гибкими мускулистыми близнецами. — В настоящее время путешествует по Европе. Мин из рода Меркани, — показал Брендон. — Говорят, она окончательно мертва. И ее слуги Бенджамин и Риккард. Руссо со своими фаворитками Еленой и Изабель. Десмаре и его фавориты: Джозеф, Алин и Луис. Лоран со своими — Элизабет и Фриманом. — Он перешел на старинный слог, и я подумала, не разбудила ли фреска воспоминания братьев, вытащив на свет архаичные формулировки.

Брайан принял эстафету:

— Сан-Мартен и его слуга-донор в тот период времени Рене. Бувье со своей фавориткой Ка Нвситой.

Я остолбенела. У девушки на фреске были длинные черные волосы, заплетенные в косу, медная кожа и потерянные, наполненные одиночеством глаза, которые, мне показалось, отливали знакомым янтарным блеском, почти как у меня. Она принадлежала к племени чироки.

Гнев поднялся во мне, обжигающий, словно горящее дерево.

— Она еще жива? — спросила я, проглатывая злость, которая пылала внутри подобно резкому кислотному костру. Я с силой разжала кулаки.

— Нет, — ответил Брендон. — Умерла в двадцатые. Она была хорошей девочкой. Отец продал ее Адану Бувье, когда ей исполнилось одиннадцать. Это в каком же году случилось? — обратился он к брату.

— Может, в тысяча восемьсот третьем или тысяча восемьсот четвертом? Она была уже взрослой, когда мы поступили на службу, — предположил Брайан.

Продал отец. Как рабыню. Не вампиры превратили девушку в невольницу, а ее собственный отец. Я вспомнила, что когда-то это было в обычаях Народа — продавать своих людей, словно скот. Я кивнула, направилась через холл к двери и вышла поскорее из дома на свежий воздух, пока не кинулась на близнецов.

— Спасибо за чай и информацию, — произнесла я на крыльце, взяв свои эмоции под контроль. — Я могу позвонить и задать несколько вопросов.

— А мы можем ответить, — сказал Брайан.

— А можем и не ответить, — добавил Брендон.

С трудом я изобразила улыбку, натянула куртку, застегнула шлем, завела мотоцикл и уехала прочь.

Остаток дня до вечера я посвятила встречам и знакомству со слугами-донорами, которые работали охранниками в вампирских семьях других кланов, проживающих в Гарден-Дистрикт. После заката я порулила домой, неторопливо проехав по Гарден-Дистрикт и Французскому кварталу. Воскресенье в городе непрерывного веселья проходило спокойно. Туристы и жители ходили в церковь, на службу или на семейные обеды, а затем посещали музеи, прогуливались вдоль реки, делали покупки, обедали в тихих ресторанчиках. Книжные магазины, кафе и маленькие магазинчики в Квартале получали хорошую прибыль. А потом наступало время дневного сна, практически официально санкционированная сиеста в европейском стиле.

А вечером народ снова выходил из дому и начиналось все заново. Богатые сидели в элегантных ресторанах, а экономные в кафе. На каждом углу играла музыка. Представления фокусников и комедиантов выплескивались на улицу вместе с джазом, блюзом и всеми остальными стилями американской, африканской, островной и европейской музыки. Несмотря на выродка, несмотря на фургоны СМИ, бороздившие Квартал, несмотря на необходимость передвигаться на такси, чтобы избежать опасности, которой угрожали теплые улицы, — люди наслаждались жизнью.

Я бы присоединилась к ним не задумываясь, но мне было приказано явиться на вампирскую вечеринку. А идти туда совсем не хотелось.

Ты можешь навестить меня

Я оглядела себя в зеркале шкафа, чувствуя, с одной стороны, отвращение от необходимости торчать на вечеринке вампиров в то время, когда можно выслеживать выродка, а с другой — смертельный страх, и не только оттого, что мне предстояло попасть в окружение кровососов. Мое единственное маленькое черное платье длиной до середины бедра с треугольным вырезом было сшито из эластичной ткани, поэтому сворачивалось в дорожный мешок, абсолютно не сминаясь. Благодаря втачному лифчику платье обтягивало мою грудь, словно вторая кожа, и выставляло ее достаточно откровенно, чтобы заставить мужчину обернуться. Дополняли силуэт тоненькие бретельки и юбка, отлично подходящая для танцев. Она была скроена из квадратов разных размеров, которые свисали с асимметричной линии талии углами вниз и порхали вокруг ног. А они на восьмисантиметровых каблуках казались просто бесконечными. Я сделала небольшое танцевальное па, и часть квадратов подпрыгнула вверх, оголив мои ноги еще больше.

Я отрегулировала длину цепочки, чтобы золотой самородок оказался в ложбинке на груди в сантиметре от выреза платья. Затем надела сережки того старомодного образца, которые держатся на ушах с помощью винтиков или шарнирных застежек. Я прокалывала уши в подростковом возрасте и носила сережки, как все остальные девочки. Но когда вышла из приюта и, очутившись на свободе, вернулась в человеческий облик после первой трансформации, то обнаружила, что мои мочки заросли. Я засунула зуб пантеры, который нашли близнецы, в специальный кармашек на трусиках, куда обычно клала складной кол.

Я не возила с собой большого запаса косметики, да у меня его и не было. Так что я нанесла немного румян, подвела черной подводкой глаза и подкрасила тушью ресницы. Намазала все двадцать ногтей желто-коричневым лаком. Попробовала три разные помады, пока не выбрала нужный цвет. Мне никогда не стать красавицей. Но я была... интересной.

Любопытно, поймет ли кто-нибудь из вампиров по запаху, кто я такая? Я задумалась, стоит пристегнуть на бедро нож или нет. На всякий случай. И неохотно решила не брать оружия, положила в крохотную сумочку на тонком ремешке только маленький серебряный крест вместе с ключами, документами, кредиткой, двадцатидолларовой купюрой и губной помадой. И повесила ее через голову на плечо.