По агентурным данным - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К кому? — поднял брови Зингер.
— К старику Шмакову. И ему веселее будет.
— А-а, — ухмыльнулся Рудольф. — Пойдем, красавчик!
— И конвой поставь!
— Конечно, Мирослав Иванович! — откликнулся Зингер.
— Что это значит? — Вера смотрела, как Рудольф Зингер подталкивает в спину Максима, а тот, улыбаясь, идет к крепко сколоченному амбару, видневшемуся за крышей сельсовета.
— Ничего. Своего рода карантин… Я бы на твоем месте так не нервничал, — усмехнулся Домбровски и взглянул на дорогу. Со стороны Карпат, пришпоривая коня, приближался всадник.
— Вот что, Вера, я тебе избу определю, где ночевать будешь. Сиди там, не высовывайся.
— Анджей! — крикнул он. — Отведи даму в избу к. Он назвал какое-то женское имя, которое Вера не
расслышала.
— Нет, я посижу здесь на лавке, — указывая на прибитую к стене местного ларька скамейку, возразила женщина.
— Ну, сиди, — уступил Курт. — Но чтобы ни слова ни с кем, поняла? У нас здесь не принято, чтобы бабы в мужском платье хаживали.
Действительно, Вера упустила из виду, что одета в брюки и куртку. Она кивнула, надела на голову кепку, села на лавку. Тотчас шар из нескольких толстых, лохматых щенков подкатился к ее ногам.
Всадник как раз подъехал к крыльцу сельсовета, резко осадил коня. Две лошади, привязанные к плетню, испуганно шарахнулись. Худой, заросший щетиной мужчина спешился, вскинул руку в коротком, хорошо известном приветствии.
— С ума сошли? — прошипел Курт, пропуская гостя внутрь хаты.
Вера прислушалась. Окна кабинета Мирослава Ивановича выходили на ту сторону, где сидела она в окружении любвеобильных щенят. Наклонившись, играя с ними, она прислушивалась к еле слышному разговору. Речь шла на немецком. Ей удалось расслышать обрывки фраз, но и этого было довольно, чтобы понять суть разговора.
Собственно кое-что из услышанного она знала.
В преддверии городского праздника, на котором ожидалось скопление множества высокопоставленных лиц, активизировали свою деятельность армейские подразделения и внутренние войска, активизировалась военная разведка и контрразведка. В частности, были получены агентурные данные о местоположении горного лагеря диверсантов.
— И вчера днем, — волнуясь, говорил гость, — во время учений, когда люди были на плацу, лагерь разбомбили! Самолеты появились так внезапно, точно взлетели из-за ближайшей вершины. Лагерь разрушен полностью! Его сравняли с землей. Спастись удалось только мне и начальнику лагеря, капитану Кетлеру. Капитан тяжело ранен. Осколком пробило живот. Лекарь — ефрейтор Берг убит.
— Рация цела?
— Нет, господин майор! И последнее сообщение из центра, которое нам удалось принять: вам следует освободить из Львовской тюрьмы неких участников группы Казимира, проходивших там под именами Богдан Станько и Тарас Лебеда. С ними кто-то третий. Завтра утром их переправляют в Винницу. Вы должны отбить их. Шифрограмма подписана полковником Зеббельма-ном.
Наступила тишина. Курт молча мерил шагами комнату — она знала его поступь. Наконец Домбровски сказал:
— Вам следует вернуться назад. Капитана застрелить. Это приказ! И возвращайтесь скорее. Утром поедете с нами на перехват заключенных. Это все.
— Слушаюсь, господин майор!
Мужчина выскочил на крыльцо, вскочил в седло, поскакал в сторону горы. Курт вышел на крыльцо.
— Что ж, видно судьба за твоего протеже, — усмехнулся он.
— Почему ты запер его?
— Ничего, до утра посидит взаперти. Еду ему принесут. Сена там хоть отбавляй. Да и компания есть. А ты будешь ночевать там, где я приказал, поняла? Анджей! — окликнул он своего холуя. — Отведи даму в Марьину избу. Принеси молока и хлеба.
— Это с удовольствием, — ухмыльнулся Рудольф, но тут же осекся под взглядом Домбровски.
— Прошу, пани! Нам туда! — подобострастно склонившись перед Верой, указал он путь.
— И быстрее!
— Конечно, Мирослав Иванович!
Весь остаток дня и вечер Вера лежала на лавке в пустой хате, расположенной на окраине села. На столе стояли кувшин молока и ломоть хлеба, но она не притронулась к ним. Тоска холодной змеей сжимала ей сердце. Вся радость от освобождения Максима из тюрьмы ушла, улетучилась под ледяным, пронизывающим насквозь взглядом Курта. Понял ли он, что связывает ее с Максимом? Может быть, и нет. Но очевидно было то, что он хочет избавиться от ее возлюбленного. Она тоже научилась за долгие годы читать его мысли, видеть в непроницаемых для других людей глазах то, что таилось на дне его темной души.
Было темно и тихо. В селах ложатся рано. Из разговора Курта и вестового она уяснила, что завтра рано утром друзей Максима куда-то переводят и что Курт должен отбить их у конвоя и, видимо, привезти сюда. А она останется здесь в качестве заложницы. Чтобы Максим не сбежал. Только сердце ей подсказывало, что Максим может и не вернуться. То, что здесь на ее глазах сделать он не решился, легко совершить во время операции, списав на военные, так сказать, потери. Да сам и мараться не будет, поручит упырю своему. А тот уж расстарается.
Очень хотелось подойти к стене амбара — местной тюрьмы — и хотя бы голос услышать, утешить и подбодрить любимого, предостеречь, чтобы был осторожен. Но идти было нельзя: она никого здесь не знала. Мирослав Иванович — здешний полубог, каждый немедленно сообщит ему, что она нарушила приказ, ушла из-под домашнего ареста, и она только все испортит. И никому не пожалуешься. Эх, отправить бы в город вестового какого-нибудь, чтобы сообщили в НКВД, что ли? То, что еще вчера казалось ей страшнее страшного, теперь перед новой угрозой теряло прежнюю силу. Пусть приедут из НКВД — им в первую очередь нужен Домбровски. А они с Максимом успеют скрыться. Она знала расположение лагеря в Карпатах, была там как-то с Куртом. Ну и что, что он разрушен? Даже и лучше — людей нет. И никто не будет искать их в этих руинах. А если и будут. за лагерем, чуть в стороне, такое есть место, о котором никто не знает. Настоящий схрон в горной пещере, заваленной огромным валуном, а вокруг высоченные сосны и ели. Там запас воды и еды, Курт ей показывал — можно хоть неделю продержаться. А потом через границу. У нее были с собой документы на двоих: Владлену и Павла Ковальских — брата и сестру, бежавших из захваченной фашистами Польши. Через Карпаты в Румынию — а оттуда куда угодно хоть по морю, хоть по суше. Румыния — это особая страна. Там можно все купить, продать, спрятать и спрятаться. Надо только все организовать и не бояться.
Внезапно она услышала тихий разговор двух женщин. Вера подошла к оконцу, осторожно выглянула. Около соседней хаты стояли две женщины. Одна, высокая, нескладная, тихо плакала и жаловалась второй. на кого? Да на председателя! На всесильного Мирослава
Ивановича. Вера тихонько приоткрыла створку окна. Теперь она слышала каждое слово.