Честь – никому! Том 1. Багровый снег - Елена Семенова

Он не понял, почему вдруг оказался лежащим на земле. Шедший позади офицер проговорил:

– Сморило казачка… – поднял ослабевшего Адю и усадил-таки на край санитарной подводы. – Сиди уже, герой, – добро и устало усмехнулся.

В Журавскую въехали, когда солнце уже садилось, и кадет Митрофанов, успевшей оправиться от недавней слабости, бросился искать лазарет, где должен был находиться его раненый друг. Сердце бешено колотилось, и единственная мысль стучала в висках: что если опоздал?..

У самой двери лазарета столкнулись лицом к лицу с Николаем Вигелем. Поручик, тоже недавно вернувшийся из Выселок, уже всё знал. Вдвоём они вошли внутрь… Лазарет представлял собой печальное зрелище. На голом полу лежали тяжело раненые бойцы: преимущественно Партизаны и несколько Корниловцев. Раны их были перевязаны кое-как, многие повязки успели насквозь пропитаться кровью и гноем. Некоторые раненые бредили, другие просто стонали, третьи уже не издавали ни звука…

– Воды, воды… – умолял кто-то.

Какой-то раненый в грудь капитан увещевал лежащего рядом кадета с забинтованной головой:

– Да не кричите же вы так, голубчик. Всем здесь плохо, не вам одному…

– Простите, господин капитан… Не могу… Сам себя не чувствую…

Между страждущих людей суетились две сестры милосердия.

Осторожно обходя корчащиеся от боли и лежащие неподвижно тела, Адя и Вигель прошли в глубь хаты, где в углу сразу заметили длинную фигуру Мити, склонившуюся над укрытым шинелью братом. Саша был в сознании. Увидев Адю, он слабо улыбнулся посиневшими губами, но ничего не сказал. Адя присел на корточки, крепко сжал ледяную руку друга. Лицо Саши стало ещё более тонким и детским. Все черты его, искажённые мукой, заострились, а глаза расширились и смотрели как будто удивлённо и непонимающе.

– Как ты? – тихо спросил Адя.

– Хорошо… Сегодня Христа увижу… – последовал едва слышный ответ, произнесённый чужим голосом.

– Врач осмотрел его? – спросил Николай Митю.

Тот мотнул головой:

– Здесь и врачей-то нет…

– Как нет?! – вскинулся поручик. – У нас восемь врачей! Во-семь! Как же их здесь нет?!

Митя пожал плечами.

– Я этого так не оставлю!

– Тише, господин поручик. Врач моему брату уже не поможет…

– Разве кто-то может знать…

– Я – могу, – глухо ответил Митя. – Я же естественник. Я анатомию знаю лучше, чем вы римское право, и не хуже врачей… И я знаю, что рана моего брата смертельна.

Вигель помолчал, потом круто развернулся:

– Как бы то не было, а врач должен быть! Это кабак, чтобы не было врача! Я немедленно доложу Верховному! – с этими словами он ушёл.

Саша облизал пересохшие губы и заговорил чуть слышно, прерывисто, тяжело дыша:

– Мне всё свет какой-то видится… Вы не плачьте… Адя, ты прости, что я клятву нарушил…

– Замолчи… – сквозь зубы простонал Адя.

– Нет, я сейчас говорить ещё буду… Пока ещё могу… А то ведь потом уже и не смогу сказать… Я вас всех так люблю… Митя, ты скажи маме, что я её люблю, и отдай ей мою книжку со стихами… Сохрани её, пожалуйста… Они ещё слабые, но мне они дороги…

– Обещаю, стрелок, – ответил Митя.

– Вы сражайтесь дальше… До победы! Она обязательно будет… Победа… Наша… Уже и весна пришла… Весна всегда приходит. Иногда с запозданием… Она придёт… Наша весна… И сойдут снега, и первые цветы пробьются к небу… Вроде бы такие слабые против зимы, а поднимаются и побеждают… Вы заметили, что весенние цветы всегда – белые? С виду слабые, а победительные… Чистые и белые… Как Христовы ризы… Первые цветы весны, зарок её победы… Мы и есть первые цветы, поднимающиеся наперекор всему из-под снега. Подснежники…

В этот момент послышался шум, и на пороге лазарета возникла невысокая, гневно жестикулирующая фигура Верховного, а с ним ещё трое: начальник походного лазарета доктор Трейман, ещё один врач и поручик Вигель.

– Как это понимать? Объясните! – негодующе разносил генерал медиков. – Ведь это же чёрт знает что такое! Чтобы тяжелораненые не имели врачебной помощи при наличии в армии восьми врачей!

– Простите, Лавр Георгиевич, но восемь врачей на несколько разбросанных по разным хатам лазаретов, на такое количество раненых и больных среди беженцев не так уж и много, – пытался оправдываться Трейман. – Как я должен…

– Не желаю слушать ваших объяснений! – резко оборвал его Корнилов. – Как обеспечить раненых своевременной помощью врача, забота ваша, а не моя! Вы отвечаете за лазарет, а я за всю армию! Если вы не можете справляться со своими обязанностями, то эта должность не по вас, и мне придётся принять в связи с этим соответственные меры! Впредь подобного повторяться не должно! Вы поняли меня?

– Так точно. Я приложу все усилия, чтобы раненые получали помощь быстрее.

– Приложите, доктор, приложите!

Трейман и сопровождающий его врач занялись осмотром раненых. Корнилов глубоко вздохнул и оглядел скорбное помещение, переполненное искалеченными, окровавленными, умирающими и уже умершими людьми.

– Какого полка раненые? – спросил он.

– Партизанского! – послышались голоса.

– Корниловского! – прибавили несколько.

Верховный низко опустил голову и медленно пошёл вдоль раненых, бросая на них быстрые, полные боли взгляды.

Едва заслышав его голос, Саша вздрогнул:

– Адя, это бред, или…

– Нет, он здесь…

– Кто?

– Корнилов!

Саша ещё шире распахнул глаза:

– Что он делает? Говори, Адя, говори…

– Он идёт сюда!

Генерал, действительно, приближался к углу, в котором лежал умирающий кадет… Митя поднялся, выпрямился и, отдав честь, произнёс, стараясь, чтобы голос его не срывался:

– Ваше Высокопревосходительство, здесь мой брат… Кадет Партизанского полка Александр Рассольников. Он умирает… – он запнулся, но договаривать было не нужно. Верховный всё понял без слов. Подойдя к страждущему, он взял его за руку и, склонившись к нему, произнёс негромко:

– Вы и ваши товарищи совершили сегодня настоящий подвиг. Я благодарю вас за службу!

– Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство… – выдохнул Саша, и губы его дрогнули в радостной улыбке. – Я счастлив, что умираю за Россию и за вас…

– Поправляйтесь, голубчик! – голос генерала дрогнул, и Адя, не сводивший с него глаз, был поражён, увидев, как по впалым, смуглым щекам этого сурового человека покатились слёзы.

– Я постараюсь, Ваше Высокопревосходительство… – прошептал Саша и закрыл глаза. – Спасибо вам… – голос его прервался, и узкая мальчишеская грудь перестала колебаться дыханием.