Его грешные пути - Саманта Джеймс

— Я не знаю, — прошептала она — Господи, помоги мне, я не знаю!

Она задрожала всем телом. «Что я наделала? — растерянно повторяла она. — Силы небесные, что я наделала!»

В последующие несколько недель этот вопрос без конца мучил ее. Она была в полном замешательстве. Вернувшись с острова, она по глупости не думала о том, что его семя даст жизнь их ребенку. Как же она была глупа!

Однако теперь пришло время посмотреть правде в глаза. Ребенок — ее собственная плоть и кровь — рос в ней. И задолго до того как он впервые шевельнулся в ее чреве, она поняла, что никогда не сможет отдать его. Никогда не сможет бросить свое дитя.

Но как быть с отцом? Как он живет теперь, считая, что его единственной дочери нет в живых? И ему придется мучиться до конца своих дней, потому что жажда мести в сердце Камерона никогда не угаснет. Да, если все будет, как хочет Камерон, то отец так никогда и не узнает о рождении внука, который мог бы скрасить его одинокую старость.

Ее сердце разрывалось между этими двумя людьми: человеком, которому она была обязана своим рождением, и человеком, укравшим ее сердце с той же самоуверенностью, с какой он выкрал ее из монастыря.

Когда ночь опускала на землю свое темное покрывало, она — чего уж греха таить — и сама испытывала предательское влечение к нему. А он — и в ночной тьме, и даже при свете дня — нежно шептал ей, какое счастье находиться в ее объятиях.

Камерон был в восторге от ее беременности. Временами она даже обижалась на него из-за этого. Он навязал ей свою волю, подтверждением чему служил ее округлившийся живот. И он, несомненно, получит то, о чем мечтает, — своего сына!

Он был заботлив и нежен и обращался с ней как с очень дорогим ему человеком. Стоило ей подняться со стула, как он был тут как тут и предлагал ей опереться на его руку. Гленда была убеждена, что он любит ее, но Мередит не обольщалась. Она была для него всего лишь вместилищем его будущего ребенка.

Гленда очень помогла ей в ранний период беременности, когда ее мучили приступы рвоты. Вскоре они хорошо узнали друг друга. Мередит полюбила Гленду, как родную сестру. Она знала, как тяжело переживает ее подруга потерю собственного ребенка, которого ждала почти пять лет. Она ведь думала, что вообще не сможет зачать ребенка. Это придавало ее утрате еще большую трагичность. Мередит всем сердцем сочувствовала Гленде и надеялась, что со временем она найдет достойного мужчину, который ее полюбит и будет заботиться о ней, как это делал Нейл.

— А как же ты, Гленда? — с беспокойством спросила она однажды. — Ты так долго прожила здесь. Тебе не хочется вернуться в родной дом?

Гленда на мгновение задумалась, в ее золотистых глазах появилось мечтательное выражение.

— Иногда хочется, — призналась она. — Но моих родителей уже нет в живых. Они умерли три года назад. Мой дядя все еще живет там. С тех пор как я сюда приехала, я узнала и полюбила братьев Нейла как родных.

Данторп стал моим домом, и мне даже страшно подумать о том, чтобы уехать отсюда. Мередит погладила ее руку.

— Я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь хорошего человека, которого полюбишь, как любила Нейла. Ты слишком молода, чтобы коротать вдовий век, и я молю Бога, чтобы тебе не пришлось страдать от одиночества.

— Нет, Мередит, такого никогда не случится. Я решила остаться вдовой. И никогда больше не выйду замуж. Пойми, я не смогу пережить, если снова потеряю мужа и ребенка. Уж лучше остаться одной.

В ее словах сквозила горечь. Хотя Мередит не могла с ней согласиться, она решила пока больше не говорить на эту тему. Несколько недель спустя Мередит в разговоре с Глендой призналась, что ей приятно прикосновение Камерона.

Гленда, у которой вспыхнули щечки, вспомнила, с какой радостью откликалась на объятия-Дейла — почти с самого начала… и до самого конца.

— Наслаждаться телесной близостью с мужчиной вовсе не грешно, — тихо сказала она.

— Грешно, если мужчина тебе не муж, — с горечью возразила Мередит.

Пусть Камерон уложил ее в свою постель, пусть он внимателен и нежен с ней, но он ее не любит. И никогда не женится на ней. Он не сможет забыть о том, что она из клана Монро. Наверное, он до сих пор считает ее своим злейшим врагом.

Больше всего ее удручало то обстоятельство, что она незамужняя, однако носит ребенка… Она сама себе казалась грязной, опозоренной. Презирая себя за слабость, она молилась, чтобы Господь простил ее прегрешения.

Мередит не могла забыть того, что сказала ей Мойра: он затащил тебя в свою постель, но его сердце для тебя закрыто, потому что ты дочь Рыжего Ангуса.

В последнее время стоило ей лишь подумать об этом, как она начинала плакать. Хотя Гленда уверяла ее, что все беременные женщины плаксивы, Мередит считала это еще одним подтверждением своей слабости.

Однажды она случайно увидела Камерона с Мойрой из узкого окна башни. День был серенький, дождливый, мрачный — под стать ее настроению. Камерон высоко приподнял край своего пледа над головой Мойры, чтобы укрыть ее от дождя. Они бегом пересекли двор, прыгая через лужи. У входа в конюшню Мойра оступилась, но чья-то рука не позволила ей упасть. Мойра прижалась к груди Камерона и взглянула на него снизу вверх. На полных вишневых губах играла улыбка, и Камерон улыбнулся ей в ответ.

Вскрикнув, Мередит отпрянула от окна. Она не могла больше этого видеть, но не могла и не думать о том, что ее ждет в будущем. Ей стало страшно. Что будет, когда родится ее ребенок? Он выгонит ее? А если родится дочь? Он выгонит их обеих? А если родится сын, то неужели он отберет у нее дитя, как только получит то, что хотел, и не будет в ней больше нуждаться? И Мойра заменит ребенку мать? Мысль об этом была невыносима.

Дурочка, упрекнула она себя. Он волен делать все, что пожелает, ведь это его дом, и он здесь главный. Не зря он когда-то постарался внушить ей, что он сильнее…

Она уселась в кресло и, глядя на танцующие язычки огня в камине, размышляла о своем безрадостном будущем. Никогда еще она не ощущала такой пустоты и такого одиночества.

В комнату, насвистывая какую-то веселую мелодию, вошел Камерон.

— Мередит! Мередит, где ты?

Он нахмурился, вглядываясь в темноту. Почему она не зажгла свечи? Наконец он разглядел очертания ее фигуры в кресле у камина.

— А-а, вот ты где, дорогая. — Он подошел к ней и хотел обнять, но, почувствовав ее настороженность, удивился и даже обиделся. — Мередит? — вдруг испугался он. — Ты не заболела, милая?

Милая. У Мередит заныло сердце. Наверное, он так же называет эту красотку Мойру?

— Со мной все в порядке, — коротко ответила она и, помолчав, спросила: — Камерон, что будет, если родится девочка?

— Девочка, — повторил он немного растерянно, как будто мысль о такой возможности никогда не приходила ему в голову.