Отважное сердце - Робин Янг

Рыцарь с драконом на щите перевел своего жеребца в легкий галоп на дальнем конце арены, распугивая зевак, которые стали разбегаться в разные стороны из-под копыт бронированного монстра, когда он приблизился к ограждению. Повернув в самый последний момент, он вынул из ножен меч и заставил коня вернуться к тому месту, где, раскинув руки, неподвижно лежал его оппонент. Рыцарь остановился, готовясь спешиться и продолжать сражение. Но его противник по-прежнему не шевелился. Прозвучал рог, и трое оруженосцев с гербом красной лиры на плащах выскочили на арену. Один помчался к лошади своего господина, чтобы взять ее под уздцы, а другие поспешили к поверженному лорду. Рыцарь с драконом на щите ждал, его конь нетерпеливо бил копытом. Толпа вокруг притихла в ожидании. Что там, воин просто лишился чувств или же они стали свидетелями смерти в это ветреное майское утро в Лондоне? Собственно, в этом не было ничего необычного, пусть даже рыцари сражались затупленными копьями, на концы которых надевались тройные наконечники, чтобы равномерно распределить силу удара, а мечи брались из китового уса.

На арене наметилось какое-то движение. Рука рыцаря шевельнулась, пальцы его дрогнули. Оруженосцы расступились, и он с трудом поднялся на ноги. Пробитый щит по-прежнему свисал у него на ремне с левой руки, а копье целехоньким валялось на земле поодаль. Выпрямившись во весь рост, он стащил с головы огромный шлем, показывая, что более не намерен продолжать сражение. Рыцарь с драконом воздел свой меч и дал шпоры коню, промчавшись по арене в вихре голубого шелка под приветственные крики зрителей.

Роберт, сидящий вместе с братом на королевской галерее, одобрительно захлопал в ладоши. Раненого рыцаря увели, а на арену выехала следующая пара противников. Шла всего лишь третья схватка, а за сегодняшний день он уже увидел больше сноровки и отваги, чем за всю свою прошлую жизнь. Он присутствовал на нескольких турнирах в Шотландии, но они не шли ни в какое сравнение с тем, чему он только что стал свидетелем. Здесь повсюду властвовали роскошь и великолепие; лошади были крупнее, рыцарские доспехи — изящнее, начиная от вымпелов на кончиках копий и заканчивая гребнями и перьями на шлемах. Зрителей и участников тоже было намного больше. Со своего места Роберту было видно, как претенденты заполнили все свободное пространство между шатрами и как рыцари короля проверяли их оружие на предмет соответствия правилам. Закон об этом был принят уже довольно давно, после того как несколько рыцарских турниров переросли в массовые столкновения с десятками убитых и раненых. Парные схватки стали намного популярнее боев между отрядами, когда из-за поднятой конскими копытами пыли ни зрители, ни участники почти ничего не видели. А сами турниры превратились в светские забавы с судьями, призами и участниками, которые должны были представить доказательства своей родословной длиной в милю и внести в залог кругленькую сумму. Тем не менее, королевские рыцари всякий раз собирали внушительный улов запрещенных ножей и кинжалов.

Когда Роберт вновь перенес все внимание на поле, взгляд его остановился на хозяине турнира. Король Эдуард в нескольких рядах впереди восседал на обложенном подушечками троне. На его накидке спереди и сзади были вышиты три золотых льва, а пепельно-седые волосы были аккуратно подкручены на концах. Королевская ложа была битком набита баронами и лордами со всей Англии, а дамы щеголяли украшенными драгоценными камнями платьями и умопомрачительными прическами и головными уборами, а их шелка развевались, как флаги на ветру. Пажи в бирюзовых туниках, яркие, как колибри, выстроились по обе стороны ложи, готовые на лету подхватить и выполнить любую просьбу или распоряжение.

Взгляд Роберта на мгновение задержался на короле. Незадолго до Рождества, повинуясь приказу деда, он написал королю из Эссекса, объяснив, что отныне ему поручено представлять интересы семьи в Англии и он хотел бы засвидетельствовать свое почтение Его величеству при дворе. После наступления Нового года он получил послание с королевской печатью, в котором содержалось приглашение принять участие в весенней сессии парламента, на которой будут обсуждаться планы короля относительно нового крестового похода. Роберт до сих пор не удостоился аудиенции у Его величества, хотя и прибыл в Лондон более недели тому, на что ему не преминул мрачно указать брат. Впрочем, Роберт испытал некоторое облегчение от подобной медлительности короля, поскольку до сих пор питал к Эдуарду не самые добрые чувства, чего, как он знал, не сумеет скрыть во время личной встречи. Во всяком случае, не здесь, в Лондоне, где посреди кричащей роскоши обитали матерые волки.

Встряхнувшись, Роберт переключился на двух новых противников, шагом выехавших на арену, за которыми следовали оруженосцы, несшие их копья. Он ощутил укол зависти, жалея о том, что это не он гарцует на арене на самом лучшем скакуне, какого только можно купить за деньги, купаясь в лучах славы и всеобщего обожания. Управление английскими поместьями далось ему нелегко — весь прошлый год Роберт только и делал, что разбирал жалобы арендаторов и разрешал мелкие ссоры. Но очарование турнира и драма лондонской жизни вновь пробудили в нем надежду на то, что когда-нибудь и он стряхнет с себя груз ответственности. Сверкающая придворная роскошь и блестящее общество стали для него зримым воплощением рыцарства, о котором он грезил с самого детства; он мечтал, что и его ждет слава и почет. И достойная награда.

Вместе с остальными он принялся аплодировать рыцарям, когда те совершали круг почета по арене, потрясая сжатыми кулаками, чтобы вызвать еще более яростную поддержку. На гербе одного из рыцарей был вышит серебряный лев, а на желтой шелковой накидке второго простер крылья зеленый орел. Ладони Роберта замерли на полпути, не коснувшись друг друга в очередном хлопке, когда он заметил, что рыцарь с зеленым орлом держит на руке ярко-алый щит с золотым драконом в центре. Он наклонился к брату.

— Видишь его щит? — спросил он, повышая голос, чтобы быть услышанным во всеобщем гаме. — Он такой же, как и у прошлого победителя.

— Может быть, они из одной семьи? — предположил Эдвард, когда рыцарь пришпорил коня, проносясь мимо королевской ложи и отвешивая королю поклон.

— А почему тогда на их накидках разные гербы?

Эдвард покачал головой, не зная, что ответить. Когда рыцари рысью направились в противоположные стороны арены, он указал на огороженный участок, где прочие участники ожидали своих оруженосцев.

— Смотри. Там еще несколько таких же.

Роберт насчитал тринадцать рыцарей, у каждого из которых был собственный герб, но все они были вооружены ярко-алыми щитами с золотым драконом. Он никогда не видел ничего подобного. Как правило, на щите изображается герб рыцаря. Он огляделся по сторонам, выбирая, к кому бы из лордов обратиться с вопросом, но все они вскочили со своих мест, чтобы лучше видеть происходящее на арене. Не желая пропустить самое интересное, Роберт тоже поднялся на ноги, и в это время рыцари, опустив копья, помчались навстречу друг другу в топоте копыт и лязге доспехов.

Под грохот барабанов королевский кортеж неспешно двигался по извилистой дороге. Во главе его ехал король Эдуард со своими главными советниками, среди которых были граф Суррей, сэр Джон де Варенн, и Энтони Бек, епископ Даремский. Сзади покачивались в седлах рыцари, принимавшие участие в турнире, большинство из которых сменили шлемы и кольчуги на льняные сорочки и расшитые мантии. С раскрасневшимися лицами, они восседали на своих скакунах с видом триумфаторов. Кое-кто до сих пор щеголял знаками отличия, полученными от дам перед схваткой, — лоскутами вуалей и платочками, легкими и невесомыми, подобно крыльям бабочки. Их хорошее расположение духа составляло разительный контраст с недавней тревогой, охватившей двор при известиях о накаляющейся атмосфере и напряженных переговорах во Франции, которые вел младший брат Эдуарда Эдмунд после произошедшего летом сражения между английскими торговыми судами и французским флотом.