Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма

Нельсон бросил взгляд на судно. Требовался опытный глаз моряка, чтобы распознать, что оно претерпело бурю, оставившую след в оснастке. С улыбкой благодарности он пожал руку Генри и отправил его в свою очередь отдыхать.

Однако в ту минуту, когда Генри уже спускался вниз, он окликнул его, чтобы спросить, что сделали с телом маленького принца; как выяснилось, врач Битти и капеллан Скотт перенесли мальчика в каюту лейтенанта Паркинсона.

Адмирал убедился, что судно идет верным курсом, отдал распоряжение рулевому следовать в том же направлении и спустился на нижнюю палубу.

Маленький принц лежал на постели молодого лейтенанта; он был покрыт простыней, и сидящий рядом на стуле капеллан, забыв, что он протестант, молился за католика, читая над ним заупокойную молитву.

Нельсон преклонил колена, прочел про себя молитву и, приподняв простыню с лица, бросил на ребенка последний взгляд.

Хотя тело его уже приобрело окоченелость трупа, смерть придала чертам божественную ясность, сгладившую следы страданий. Длинные белокурые волосы того же оттенка, что и у матери, спускались локонами вдоль бледных щек и шеи с голубыми прожилками; рубашка с отложным воротником на груди была обшита дорогими кружевами. Казалось, он спал.

Но только охранял его сон священник.

Нельсон, хотя и был не особенно чувствителен по натуре, не мог не подумать о том, что у маленького принца, который лежал сейчас один (в каюте были только протестантский священник, молящийся над ним, и он, Нельсон, посторонний, пришедший почтить его последний сон), есть отец, мать, четыре сестры и брат, они находятся всего в нескольких шагах отсюда, но никому из них не пришло в голову прийти и помолиться за ребенка, как сделал это он, Нельсон. Слеза увлажнила его глаза и упала на окостеневшую руку маленького принца, до половины скрытую манжетой из великолепных кружев.

В эту минуту он почувствовал, как чьи-то пальцы тихо легли ему на плечо. Он обернулся и ощутил прикосновение нежных уст; то была рука Эммы, то были ее уста.

Это в ее объятиях, а не на руках матери скончался ребенок, и, в то время как мать спала или лежала с закрытыми глазами, злобно обдумывая планы кровавой мести, именно Эмма пришла исполнить благочестивый долг — укрыть его саваном, — не желая, чтобы грубые руки матроса коснулись хрупкого тельца ребенка.

Нельсон почтительно поцеловал ее руку. Самое великое и самое пламенное сердце, если оно не совсем чуждо поэзии, перед лицом смерти испытывает высокое смущение.

Поднявшись на ют, он увидел там короля.

Еще полный воспоминаний о недавнем печальном зрелище, Нельсон ожидал встретить отца, нуждающегося в утешении. Но адмирал ошибся. Король чувствовал себя лучше, король проголодался. Он пришел поручить Нельсону заказать блюдо макарон, без которых не мыслил себе обеда.

Потом, так как перед их глазами теперь раскинулся весь Липарский архипелаг, он стал осведомляться у Нельсона о названии каждого острова, указывая на него пальцем; при этом король рассказывал, что в молодости у него был полк молодых людей, выходцев с этих островов, и он называл их своими липариотами.

Вслед за тем последовал рассказ о празднике, устроенном несколько лет тому назад для офицеров этого полка; на нем он, Фердинанд, одетый поваром, играл роль содержателя трактира, а королева в костюме простой крестьянки, окруженная самыми прелестными придворными дамами, изображала трактирщицу.

В тот день он сам сварил огромный котел макарон и с тех пор ни разу не ел ничего столь же вкусного. Кроме того, поскольку накануне он собственноручно наловил себе рыбы в заливе Мерджеллины, а за день до того подстрелил, как всегда собственноручно, в лесу Персано косуль, кабанов, зайцев и фазанов, этот обед оставил у него неизгладимые воспоминания, и он выразил их глубоким вздохом и словами:

— Только бы мне найти в лесах Сицилии столько же дичи, сколько ее у меня есть — или скорее было — в моих лесах на материке!

Итак, этот король, которого французы лишили королевства, этот отец, у которого смерть унесла сына, просил Бога, чтобы утешиться в своем двойном несчастье, только одного — пусть ему останутся хотя бы леса с дичью!

К двум часам пополудни судно обогнуло мыс Чефалу.

Два обстоятельства занимали Нельсона, заставляя его поочередно вопрошать то море, то землю: где сейчас Караччоло и его фрегат и как сумеет он сам при южном ветре войти в бухту Палермо?

Нельсон провел свою жизнь в Атлантике, и у него было мало навыков вождения судов в этих морях, где ему редко доводилось бывать. Правда, на борту у него было два или три матроса-сицилийца. Но как он, Нельсон, первый моряк своего времени, обратится за помощью к простому матросу, чтобы ввести свой семидесятидвухпушечный корабль в фарватер Палермо?

Если они прибудут днем, можно дать сигнал, чтобы им выслали лоцмана. Если же ночью — придется лавировать до утра.

Но тогда король, не сведущий в трудностях мореходного дела, спросит, пожалуй: «Вот Палермо, почему мы не входим в порт?» — и ему придется ответить: «Потому, что я не знаю входа, через который мы могли бы сюда войти».

Нет! Нельсон никогда не позволит себе подобного признания!

К тому же еще неизвестно, имеется ли вообще служба лоцманов в этом краю, так дурно устроенном, где жизнь человеческая ничего не стоит?

Впрочем, это скоро должно было выясниться: на горизонте уже показалась гора Пеллегрино, что высится к западу от Палермо. Около пяти часов вечера, то есть к концу дня, вдали появится и столица Сицилии.

Король спустился вниз к двум часам и, так как макароны были приготовлены по его указаниям, превосходно пообедал. Королева осталась в постели под предлогом нездоровья; юные принцессы и принц Леопольдо сели за стол вместе с отцом.

В половине четвертого, к тому времени, когда корабль собирался обогнуть мыс Дзафферано, король в сопровождении Юпитера, который довольно сносно перенес переезд, и юного принца Леопольдо вышел на ют и присоединился к Нельсону. Адмирал казался озабоченным: тщетно вглядываясь в горизонт, он нигде не видел «Минервы».

Для него было бы большим триумфом прибыть в Палермо раньше неаполитанского адмирала; но, по всей вероятности, случилось обратное — Караччоло опередил его.

К четырем часам «Авангард» обогнул мыс. С юго-юго-востока дул сильный ветер. В порт можно было войти только лавируя, а в таком случае была опасность сесть на мель или натолкнуться на какую-нибудь подводную скалу.

Как только вдали показался Палермо, Нельсон подал сигнал, чтобы выслали лоцмана.

С помощью превосходной зрительной трубы он мог различить все суда на рейде и легко распознал впереди всех фрегат «Минерва», стоявший, как солдат под ружьем в ожидании своего командира, со всем своим неповрежденным такелажем. Судно покачивалось на якорях.

Нельсон с досады закусил губу: случилось то, чего он опасался.