Прямой наследник - Д. Н. Замполит

у Великого океана. И Новгород придется аннексировать, и на юг идти — ничем иным будущее противостояние с Крымом не разрешить, тут кто кого. Но что самое смешное, сейчас Крым нам скорее союзником будет, ну, некоторое время хотя бы. Потому как отделиться от Большой орды в одиночку не выйдет, а вот когда мы Орду уконтрапупим, вот тогда и начнутся систематические набеги. Так что надо бы крымцев придушить, пока они чайники, не то нам угонов в полон да сожженных городов и не перечесть.

Кстати, о сожженных городах, чего это так гарью пахнет?

Я выпал из своих дум и заозирался — спутники мои тоже вертели головами и, поднимаясь на стременах, пытались найти источник гари. Из-за деревьев послышался заполошный набат.

— Похоже, Радонеж горит, — высказался наконец сотник и добавил полувопросительно, ожидая моего решения: — Надо бы поспешить.

— Погнали! — я стегнул Скалу плеткой, жеребец ржанул и с ходу рванул наметом.

И точно, чем ближе к опушке, тем резче пахло чадом. Стоило нам вынестись из леса, как стали видны злые языки огня, весело скачущие по крышам городка.

На колоколенке колотил в било звонарь, сзывая окрестных на подмогу, а мы вборзе персекочили неглубокую Пажу, домчали до околицы и спешились — не тащить же коней в огонь!

Скинули коноводам поводья и кафтаны с охабнями, в одних рубахах кинулись вперед, в дым и поднятую беготней жителей пылищу.

— Метлы вязать! — проорал сотник и пятеро его воев кинулись резать кустарник и валить мелкие деревца.

— Ведра водопойные давай!

В невеликом нашем обозе таковых было два, кожаное и холщовое, и еще двое кинулись за водой к Паже.

Огонь гудел, в клубах дыма бегали радонежцы с баграми, ведрами и крючьями, меня оттерли в сторонку, чтобы не совался, а вся свита включилась в тушение пожара, сбивая огонь мокрыми метлами, таская воду из реки в горку, помогая растаскивать горящие клети…

Меня удержал приставленный ко мне молодший, а когда я попытался все-таки влезть, сказал просяще:

— Упаси бог что случится, княже, меня же Волк убьет…

Тьфу ты, и тут бдит братец.

Дышалось трудно, несколько изб огонь уже выел насквозь и меж черных бревен бил изнутри оранжевый жар. Сотник с крюком в руках командовал молодцами, кидался в дым, следом за ним растаскивали и волокли горящие бревна остальные, успевая при этом озираться — не сбег ли князь? Не сунулся ли в огонь?

Буйство стихии, неслышные на фоне треска горящего дерева крики, цепочка с ведрами от берега Пажи до самого верха горки, где стоял Радонеж, грозная стена огня…

Время от времени из багряного ужаса выскакивал кто из жителей или моих спутников, бегом влетал в реку и, мокрый с ног до головы, бросался обратно. Бог весть, сколько это продолжалось, но понемногу огонь затухал, его загоняли в углы, окапывали и проливали и не давали спрыгнуть с горушки вниз, туда, где стояли амбары и овины.

Управились к вечеру, отстояв запасы, потеряв избы мужиков и терем волостеля, коий выставил уцелевшие в глубоком подполе бочонки с квасом.

— Ништо, княже, отстроимся, — как один отвечали уставшие мужики, хлебая приготовленное женками варево, когда я обходил наспех устроенные шалаши погорельцев.

Вот тоже вызов, не слабее набегов — сколько всего в пожарах сгинуло! Все же деревянное, одна искра и города нет. Москва капитально многажды горела, дотла и не только после набега. Я ведь не зря грозился вешать за открытый огонь в городе, но пока не начнется массовое строение из камня или кирпича, все так и будет — пепелище, погорельцы, шалаши… Пожарные щиты, что ли, вводить? Багры да крючья хотя бы, но это опять утыкается в вопрос, от которого я скоро выть буду «Где взять железа и побольше, побольше?»

— Ништо, мужики покамест так поживут, к зиме землянок нароем… — успокаивал меня тем временем и волостель.

— Так вона, у тебя лес заготовлен, чего ж клети не поставить? — удивился я, указав на лежащие поодаль хлысты, не затронутые пожаром.

— То на твои, государь, хлева и амбары припасено.

— Перебьемся, строй для людишек. И вот что — поставь сразу кирпичный заводец, глина у тебя по берегам есть.

— Зачем? — удивился уже волостель.

— Печи класть с трубами, по белому, от огня бережение больше. Сведущего человека я тебе пришлю, пока глины накопайте.

— Так не управимся, столько дел же, а еще жать…

Сотский под моим взглядом уверенно кивнул — поможем, не впервой.

Утром, когда мы добрались до Троицы, там уже знали о пожаре в Радонеже и крепкий запах гари, исходивший от наших одежд, никого не удивил.

Дионисий-келарь часа два таскал нас с приехавшими ранее Ховриными по делянкам. Делился успехами и отдельно похвастался, что начал отбирать более крупных кур.

— А еще мыслю отбирать несушек, у коих яйца крупнее.

— Смотри, отче, и от каких петухов, бо всегда от двух родителей зависит.

Яйца тутошние смешные, мелкие, не как перепелиные, но не сильно-то и больше, никакого сравнения с моим временем. Мне, чтобы наестся с утра, хватало на омлет четырех яиц, а здешних уходит восемь! Кстати, омлет, вернее, яичную болтушку на молоке, я научил стряпух готовить, не дожидаясь прихода столь важного знания с запада. Чего там уметь-то — взбил яйца с молоком, сыпанул муки и вперед, на сковородку! Самое сложное, кстати, оказалось добыть нужную сковородку — тяжело тут с чугуниной, да еще с толстым дном. Спецзаказ, в общем. Ничего, Дима вроде бы нашел чеха, сведущего в металлургии, начнет Устюг свиное железо да уклад гнать в промышленных количествах, Дионисий выведет породу несушек… Вот только доживу ли.

После того, как келарь умелся по своим монастырским делам, мы засели в горнице княжеского терема, выстроенного для меня о прошлом лете, при распахнутых по теплу окошках, за столом с кувшинами разного квасу.

— Лепо, вельми лепо! — покрутил в руках склянку Григорий Ховря, почтенный старец с заметным и по сей день греческим акцентом.

Молодой да старый, со здоровенными ромейскими шнобелями, глаза черные, а вот мастью разные — у Григория кожа смуглее, а волос белее. И что забавно, так и в одежде — опашень темно-синий, а вот пуговицы серебряные, супротив светло-зеленого с костяными запонами у Владимира. Но обшлага у обоих шиты жемчугом одинаково — не иначе, одна мастерица делала, по тому же образцу.

Выехал Григорий еще с отцом уже лет сорок тому назад из крымского княжества Феодоро, которое — внезапно! — существует до сих пор. Писались Ховрины потомками этих самых князей и чуть ли не византийских