С холодильником по Ирландии - Тони Хоукс

— Привет, Тони, иди возьми свой ящик!

Сначала я подумал, что это мне предложили пойти и принести холодильник, но другой Тони бросился к своей машине. Я улыбнулся присутствующим, пытаясь показать, что знаю, что такое «ящик» и почему он мог понадобиться в подобных обстоятельствах. Выпивоха, изо всех сил пытаясь сфокусировать на мне налитые кровью глаза, положил руку на мое плечо в знак дружбы, что, по счастливой случайности, вдобавок удержало его от падения. Зачем-то он объяснил:

— Он ушел за своим ящиком.

Да, подумал я, существует большая вероятность того, что к концу вечера этот приятель туда и сыграет.

Тони вернулся с аккордеоном, из ниоткуда материализовались музыканты и инструменты. Местный Выпивоха внезапно вытащил из кармана пару ложек и забренчал на них с величайшим мастерством и ловкостью. Кроме способности заказать выпить, это, должно быть, был единственный его дар. Я всегда думал, что игра на ложках — развлечение исключительно для смеха, но в правильных руках они превращались в настоящий ударный инструмент. Квартет превратился в квинтет, когда зашел Уилли Дэйли со своим бойраном (чем-то похожим на бубен, по которому надо колотить палкой) и присоединился к веселой группе. У него, должно быть, имелось внутри устройство, которое инстинктивно угадывало, когда начинается концерт.

То, что последовало потом, принесло мне огромное удовольствие. Это была национальная ирландская музыка, которую я надеялся увидеть и услышать, спонтанная, душевная и не для туристов. Сидя с кружкой в руке, наслаждаясь джигами и рилами, я видел радость на лицах музыкантов и зрителей, которые притопывали ногами и весело хлопали. Музыка приносила радость. Никакой платы или требований по длительности выступления. Просто играй, пока тебе нравится. Это было самовыражение, а не выступление. Кто-то начинал наигрывать мелодию, а остальные тут же прислушивались и присоединялись, когда чувствовали подходящий миг. До последнего такта мелодию играли с удовольствием всем ансамблем. Благодаря этому каждая песня завершалась самым громким крещендо, на которое только были способны оркестранты.

Банджо выглядело неуместно, но и его встретили с радушием, которое оказывают блудным сыновьям. Огромный живот музыканта свисал над ремнем, который, казалось, чудом выдерживал напряжение. Если ремень порвется, живот точно перевесит, и парень рухнет. Для изношенного ремня — слишком большая ответственность.

Он играл с Тони, признав в нем совершенного аккордеониста, и они улыбались друг другу с обоюдным восхищением. Не слишком талантливый гитарист брал то верные, то неверные аккорды в одинаковом количестве. Однако, пускай порой он и портил общее звучание, он не получал ни замечаний, ни недовольных взглядов, и с ним обращались как с талантливейшим музыкантом.

А где-то через час началось пение без аккомпанемента. То есть — каждый исполнитель закрывал глаза и дарил свой коронный номер многоуважаемой публике, которая высказывала замечания по поводу слов в конце каждой песни. Песни исполняли по очереди, как в английском пабе обмениваются шутками. Кто-то терпеливо ждал, желая показать свои таланты, из других песни приходилось вытягивать силой. Главное, что те, кого приходилось поощрять, пели лучше, но никакого намека на конкуренцию не было, и каждый певец, хороший или плохой, получал свою долю признания. Я ломал голову над тем, какую песню я мог бы спеть, если меня попросят, однако, к счастью, этой чести меня не удостоили. Про себя я подумал, что надо придумать что-нибудь для таких случаев, потому что мне нравился этот подход к пению — закрываешь глаза и горланишь от всей души. Этот стиль, похоже, был специально подобран для нетрезвой публики, но Тони доказал, что напиваться не обязательно, потому что его вклад после всего лишь четырех газировок был в тот вечер одним из самых искренних и душевных.

Тони продолжал петь и в машине, пока развозил нас по домам. В песне была строчка: «Я встретил путника, он был красив и высок», и на мгновение я подумал, что это обо мне, но прислушался повнимательнее — и разочаровался: ни одного упоминания о холодильнике. Выходит, я еще не стал народным героем.

На следующее утро мне пришлось кое о чем упомянуть. Я удивился, что Тони ничего не сказал, а уехать, не подняв этот вопрос, я не мог.

— Ты по-прежнему готов нырять с холодильником?

— Ну, я понял, что мы не сможем поднять эту штуковину со дна, когда она наполнится водой. Нам нужны воздушные подушки, а у меня их нет.

Черт, у меня тоже их не было.

— Ничего, все равно никто не поверил бы, что мы это сделали, — сказал я.

— Прости. Если хочешь, можем посадить холодильник на пони Уилли Дэйли и устроить ему верховую прогулку.

Честное слово, этот неодушевленный предмет получал больше предложений, чем я.

— Думаю, пони испугается. Пусть лучше ловит машины.

Когда Нора высадила меня в неприветливом районе, где были одни коттеджи в аренду, у дороги из Лахинча в Килраш, я не имел ни малейшего понятия, куда я еду. До этого мгновения я всегда знал, по крайней мере, направление, даже если причина посещения того или иного места была не слишком убедительной, например, случайно оброненные слова о приятном пабе. Однако на сей раз у меня не было никаких идей. Я собирался просто подождать и увидеть, что же произойдет.

Никто не мог предвидеть такого.

Машины проезжали редко, а небо было непредсказуемым, как и мое настроение. Выспался я хорошо, но почему-то чувствовал себя раздраженным. Дождик сначала был мелким, но потом зарядил так, что пришлось доставать ветровку из рюкзака. Естественно, она не ждала сверху, а пряталась где-то в глубине. Я занялся раскопками. После трех заходов я начал злиться. Я старался изо всех сил, но найти эту ветровку не мог. Дождь припустил сильнее, я начал по-настоящему промокать. Оставалось лишь наорать на рюкзак. Что я и сделал. Мне стало легче, но от дождя это не спасло. Я снова порылся в рюкзаке, почти в бешенстве. Бог в ответ увеличил мощность дождя. Мне захотелось пнуть рюкзак и погрозить кулаком небу, но я понял, что рискую превратится в Бэзила Фолти[3].

Я очутился в безвыходном положении. Очевидно, единственный способ найти то, что я искал, — вытряхнуть всю одежду из рюкзака на обочину, но тогда дождь хорошенько ее намочит, и остаток дня она будет преть. Однако, оставаясь под дождем без защиты, я рисковал заработать насморк, грипп и воспаление легких. Легко! Будь я лет на тридцать моложе, я бы точно знал, что делать. Разреветься. Поплакать как следует. Но я был зрелым мужчиной, и социальные нормы не допускали подобного поведения. С годами приходят мудрость, осмотрительность и изобретательность. У меня появилась идея. Я понял, что нужно делать. Я отошел на три шага от рюкзака, набежал на него и как следует пнул. Потом посмотрел на небо и злобно погрозил кулаком.