Челюсти пираньи - Владимир Гурвич

Гарцев взял со стола очередную банку с пивом, она была третья или четвертая по счету. Сколько же литров его живот способен принять этого напитка, невольно подумал я?

Между тем, Гарцев цедил из банки пиво и поглядывал на Ланину, которая по прежнему хранила молчание. Я вдруг почувствовал, что гигант хочет о чем-то спросить, но испытывает нерешимость. Это мне казалось странным, так как было совсем не в его характере.

— Что теперь будем делать с комбинатом? — все же задал он тот вопрос, который интересовал его больше всего.

Ланина мгновенно переменилась, ее лицо ожило, на нем появилось какое-то непривычно жесткое выражение.

— Что вы имеете в виду, Владилен Олегович?

— Он теперь остался как бы без хозяина. Я мог бы больше приглядывать за ним.

Ланина смотрела на Гарцева, и я видел, что тот чувствует себя под ее взглядом не слишком уютно.

— Спасибо за инициативу, но я уже вам говорила: комбинат буду курировать пока я. Тут надо разобраться еще со многими делами, то, что мы выявили, это надводная часть айсберга. А есть и подводная. Или вы в этом сомневаетесь?

— Ни в чем я не сомневаюсь, — не скрывая своего недовольства, буркнул Гарцев. — Я не хуже вас понимаю, что вокруг комбината вьется кучу всякого народа, и каждый желает иметь свой кусок. Но я не в первый раз попадаю в такие ситуации, я быстро разберусь что тут и почем?

— Комбинатом буду заниматься я, — с каким-то злым упрямством проговорила Ланина. — Я буду рада вашей помощи, но в том, что творится на комбинате и вокруг него, я желаю разобраться самолично. А там посмотрим.

Гарцев не скрывал своего неудовольствия таким решением, его сильные пальцы со всех сторон мяли бедную пивную банку, из которой внезапно на его брюки хлынул пенистый напиток. Он выругался.

— Вам не справится, — проговорил он. — Это комбинат оседлали слишком многие. Они не позволят вытеснить себя и ради этого готовы на все.

— Если вы знали об этом раньше, почему ничего не говорили, ничего не делали?

Гарцев удивленно взглянул на нее.

— А что можно было сделать?

— А теперь вы же собираетесь что-то предпринять?

— Теперь другая ситуация, Курбатов больше тут не директор. А он держал все нити.

— Я смотрю, вы неплохо информированы о здешних делах. Почему же вы до сих пор молчали?

— Ну не так уж я хорошо информирован, я знаю общую ситуацию, а что и как конкретно, надо все распутывать. И вы не правы, что я молчал, я имел разговор с вашим отцом. Я ему несколько раз говорил, что пора заняться комбинатом. Но у него так и не дошли по-настоящему руки.

— Его убили, чтобы этого не случилось! — резко и звонко произнесла Ланина. — Он как раз хотел детально изучить обстановку на комбинате. Но ему не позволили. Вы все объединились против него.

— Я не знаю, кого вы имеете в виду под словом «все». Я ни с кем не объединялся. Я всегда сам по себе.

Ланина пристально посмотрела на Гарцева.

— И вы ничегошеньки не ведали, что творит Курбатов, что комбинат на половину работает на него и на тех, с кем он связан?

Я видел, что Гарцев все больше теряет самообладание и едва сдерживает себя. Я прекрасно понимал ход его мыслей: вместо того, чтобы благодарить его за то, что он нас спас, и предоставить в качестве награды ему полную власть на комбинате, его обвиняют едва ли не в соучастие в проведении махинаций бывшим директором.

— Мне надоел наш разговор, Александра Александровна, — вдруг сказал он и сжал банку. Пиво вновь полилось ему на брюки, но на этот раз он не обратил на это ровным счетом никакого внимания. — Я-то полагал, что мы с вами сумеем найти общий язык. Вам нужны люди, на которых можно опереться. Иначе вам не совладать с ситуацией. А она гораздо опасней, чем вы даже себе представляете после всего, что тут с вами случилось.

Гарцев встал, и я в очередной раз подивился мощи его фигуры.

— До свидания, встретимся в Москве, — кивнул он нам на прощанье и вышел.

После его ухода минут пять мы сидели молча.

— Как вы думаете, что все это значит? — вдруг спросила Ланина.

— Он объявил вам войну.

Она кивнула головой.

— Вы полагаете, я должна была принять его условия?

— Это не мое дело.

— Но у вас же есть свое мнение.

— На одного опасного врага у вас стало больше.

Ланина вздохнула.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, но может быть вопреки тому, что вы думаете обо мне, я вовсе не стремлюсь ради того, чтобы сделать жизнь азартней, к увеличению числа своих врагов. Но я не могу принять его помощь, он действует, исходя из своих интересов. Он практически разговаривал с нами языком ультиматума. Его не интересует концерн, его заботят лишь собственные дела. А папа все время подчеркивал, что он работает на благо всех. Он не позволял им делать все, что они хотели. Поэтому-то он и стал им неугоден. Теперь Гарцев попробовал зайти с другой стороны. А когда у него ничего не получилось, он взбесился. Нет, я поступила правильно.

Словно ища у меня подтверждение верности своего решения, она посмотрела на меня. Я же не мог ничего сказать, кроме разве того, что тот лед, по которому мы до сих пор шли, был очень тонкий. А сейчас он стал еще тоньше.

И вновь мы находились в доме Ланиных, в доме, из которого мы уезхали и куда уже не чаяли возвратиться. Я оказался свидетелем встречи матери с сыном. Когда она сказала ему о гибели отца, Артур не заплакал, но я еще ни разу не видел таких взрослых серьезных глаз у ребенка, какие были в ту минуту у него. Мне кажется, что я до конца жизни не забуду их выражения.

Ланина снова удалилась от меня. Она почти не выходила из дома, живя добровольной затворницей, зато к ней приезжали целые делегации. Она погрузилась по голову в дела концерна, хотя я не представлял, в каком направлении движется ее мысль. Впрочем, у меня тоже были свои дела; например, меня интересовал вопрос, куда скрылся Курбатов? То, что он находится вне поле моего видения, вызывало серьезное беспокойство. Меня не покидало ощущение, что он в скором времени даст о себе знать. Вот только каким образом? К сожалению, на сей счет мой внутренний голос хранил упорное молчание. А жаль, мог бы и помочь.

Неожиданно я получил приглашение прийти в кабинет к Ланиной. Скажу честно: направляясь к ней, я чувствовал обиду Мне казалось, что после всего, что случилось, она могла бы уделять мне хотя бы чуточку больше времени. Когда я вошел, то увидел, что одно из кресел занимает Орехов. Я знал, что он вернулся из дальних странствий, но до сих пор мы еще не виделись.

Ланина сидела с задумчивым выражением лица и курила. Я отметил, что за последние дни она немного осунулась и побледнела. Зато Орехов выглядел великолепно, в новом шикарном костюме явно от какого-нибудь известного французского кутюрье он походил скорей на эстрадного артиста, чем бизнесмена.