Социология литературы. Институты, идеология, нарратив - Уильям Миллс Тодд III

о самых сокровенных вещах. Выхода из тесного, неудобного положения, в котором они оказались, не предвидится, и князь, должно быть, с тоской вспоминает красоты Швейцарии: ведь даже деревенские виды, открывающиеся за тусклым окном, не сулят облегчения. В этой сцене Достоевский использует ту повествовательную технику, которая принесла ему заслуженный успех: драматичные столкновения, показанные через обрывки разговоров, при сравнительно небольшом освещении подробностей биографий героев. Вся первая часть занимает только пятнадцать часов, а на протяжении всего романа автор удостоил описания лишь десять дней. Втискивая роман в такие узкие временные рамки, Достоевский достигает предельной интенсивности в изображении душевной жизни своих героев. Рогожин к концу первой части не будет спать 48 часов; в третьей части и князь, и многие другие персонажи будут оставаться на ногах в течение целой ночи – кульминацией этого эпизода станет неудачная попытка Ипполита покончить с собой.

В первой части автор гиперболизирует и стремительно запутывает готовые романные приемы. Капиталы, которыми владеют и различаются герои, не унаследованы и не получены в качестве доходов с поместий. Эти капиталы – чистые деньги, беспрецедентно большие суммы – приобретаются и теряются с головокружительной быстротой. И повествователь, и многие из его героев буквально заворожены этим процессом. Птицын и вдова Терентьева – акулы-ростовщики; Фердыщенко и генерал Иволгин – приживальщики; генерал Епанчин сдает внаем пять шестых своего дома и занимается промышленными предприятиями; Ганя верит, что деньги сделают его талантливым и принесут ту «незаурядность», которой ему так остро не хватает. Семейства выводятся на сцену только для того, чтобы тут же показать их хрупкость: нигде в сочинениях Достоевского семья как институт не предстает столь уязвимой. Семья, некогда бывшая основой патриархальной жизни, становится теперь источником алчности, лжи и раздоров. Рогожины обманывают друг друга, и один из братьев срезает золотые кисти с гроба своего отца. Род Мышкиных прерывается. Ганя Иволгин стыдится своего отца и заставляет его заходить в квартиру с черной лестницы. Его младший брат Коля хотел бы уйти из семьи. Тоцкий растит свою воспитанницу Настасью Филипповну только для того, чтобы уже в отрочестве сделать ее своей любовницей. Епанчины представляют наиболее устойчивое и традиционное из изображенных семейств, но даже здесь не всё в порядке: три своевольные дочери командуют родителями, а генерал Епанчин в начале романа надеется добиться благосклонности Настасьи Филипповны, подарив ей «удивительный жемчуг, стоивший огромной суммы» [VIII: 44]. Отдельные герои мечтают о возможностях взлетов, и эти мечты оборачиваются как взлетами, так и падениями. Два изображенных в романе генерала занимают разное положение и как бы движутся навстречу друг другу по социальной лестнице: генерал Епанчин, солдатский сын, стал богатым промышленником, в то время как генерал Иволгин превратился в пьяницу и шута, способного поддерживать свой социальный статус только гипертрофированным враньем.

Уже в начальных главах Достоевский показывает исключительный эгоизм своих персонажей, как главных, так и второстепенных, и тем самым противопоставляет их Мышкину. Все герои, кроме князя, стремятся к самоутверждению и реализации собственных амбиций и при этом отрицают те правила и образцы, которые навязывает им общество, отбиваясь от окружающих не только словами, но даже физически. Достоевский привносит в эту часть тему болезни: Мышкин страдает эпилепсией, другие персонажи (швейцарка Мари и Ипполит) – туберкулезом, Настасья Филипповна склонна к самоуничтожению, к совершению своего рода «харакири». Эти три недуга разовьются во второй, третьей и четвертой частях как физические, психологические и философские проблемы соответственно.

Среди этих необычных персонажей князь Мышкин выделяется как самый необыкновенный – именно потому, что все время ускользает от понимания окружающих. Не зная правил приличия и ничуть этого не стыдясь, он с ходу обращается к «последним вопросам», без умолчаний рассказывая в гостиной Епанчиных о соблазненной девушке или о смертной казни. Мышкин не оглядывается на то, как выглядит в глазах других, и он единственный герой в романе, способный посмеяться над собой. Вовсе не пытаясь бунтовать, он выпадает из системы, и это выделяет его из числа его собеседников, воспринимающих князя то как подозрительного человека (прихлебателя или обманщика), то как идеолога, то как предмет насмешек, то как простофилю. Его взгляд на искусство бесхитростен; например, в пятой главе первой части на просьбу Аделаиды найти ей сюжет для картины он отвечает: «Мне кажется: взглянуть и писать» [VIII: 50]. Князь провоцирует «диалектическое» поведение, как называет это повествователь в пятой главе второй части [VIII: 188], или «двойные мысли», как он сам называет их в одиннадцатой главе второй части [VIII: 258], у всех персонажей на протяжении всего романа, заставляя их выказывать сначала свои худшие качества, потом – лучшие, а затем снова худшие. Так, Рогожин назовет Мышкина юродивым, предложит ему поделиться одеждой, обменяется с ним крестами – ив конце концов попытается перерезать ему горло. Генерал Епанчин будет подозревать Мышкина, потом предложит ему деньги, затем будет строить планы, как заманить князя в ловушку. Ганя будет сердиться на «идиота», даст ему пощечину, будет просить прощения, а потом попытается использовать его. Сестры Епанчины посмеются над ним, потом примут его и сделают своим конфидентом, но в конце концов отвернутся от него.

Уже в начале романа становится ясно, что князю отведена особая роль среди других персонажей. Поскольку Мышкин ни на кого не обижается, ни с кем не соперничает, никого не судит, он обладает способностью разрешать ссоры и напряженные ситуации, если только другие пойдут ему навстречу, оценят его кротость и сумеют радоваться жизни так, как радуется он – когда рассказывает про осла или про то, как мать радуется своему ребенку. Трагично, что очень немногие способны, подобно швейцарским ребятишкам, воспринимать Мышкина подобным образом. Большинство пытается оценивать его поведение, руководствуясь привычными им чувствами недоверия, ненависти к самому себе, лжи и обмана, проецируя на него собственную испорченность и аморальность.

Все неудачные истолкования и враждебные отношения концентрируются в последних четырех главах первой части – в сцене вечера у Настасьи Филипповны. Эта сцена представляет собой, наряду с еще двумя сценами романа, пример наиболее напряженного эпизода у Достоевского (другие две сцены – это бунт Ипполита в третьей части и встреча Аглаи с Настасьей Филипповной в четвертой). Здесь, у камина в гостиной героини, не только сходятся воедино все виды отношений и все темы романа, но и в буквальном смысле собираются почти все персонажи, за исключением матери и дочерей Епанчиных. Здесь выплескиваются ненависть и обида, копившаяся на протяжении девяти лет и двухсот страниц. «Сцена скандала» – излюбленный композиционный прием позднего Достоевского. В данной сцене, как и во многих ей подобных, присутствуют четыре элемента: 1) герои собираются