Отражение бабочки - Инна Бачинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянула вопросительно.
— Если вы не на диете, приглашаю вас на ужин.
— А если на диете?
— Все равно приглашаю. — Он взглянул на часы. — Время ужина. Раннего.
Я кивнула.
— Я подожду во дворе, — Сницар поднялся.
Он сидел на лавочке во дворе, ждал Нину. И думал, собирал мысли воедино. Она не помнит! Не помнит, как он сидел на ее кухне, а она, путаясь, рассказывала про Элизу и Ванессу, про свой сон — испуганная, с исцарапанными руками… Как она вдруг забилась, и он, с трудом удерживая ее, кричал в телефон, вызывал «Скорую». Она ничего не помнит! Ни больницу, ни побег из больницы. Возможно, она не помнит ни Элизу, ни Ванессу. Целый пласт памяти заблокирован. Избирательная амнезия. Он не знал, как это расценить. С одной стороны, хорошо, многие вещи лучше забыть. А с другой — все-таки аномалия, и неизвестно, что дальше. Но как бы там ни было, полагаться можно только на природу и случай — лекарства от амнезии никто еще не придумал. Его она тоже не помнит. То есть помнит, что он пил кофе на скамейке в парке. И ничего после. И что он теперь должен сделать? Рассказать? Он не знал. А что делать с ее сумкой, которую он спрятал в тумбу письменного стола?
…Нина уже не стеснялась. Он расспрашивал о ее работе, ему было интересно, он очень мало знал о рекламе. Они много смеялись в тот вечер.
…Выплывают миражи сна, лжи.
Человек из миража, появившийся в окне,
Бестелесностью пожал руку мне…
Федор Алексеев бубнил себе под нос и чертил ромбы, квадраты и числа. Так, давайте по новой, говорил он себе. Раскладываем факты по полочкам и клеим номера. Один, два, три и так далее.
Они были знакомы! Однозначно. Огородникова знала своего убийцу и открыла ему, хотя ей было не до гостей — последние часы перед отъездом. Убийца ожидал ее в угнанном автомобиле. Зачем? Хотел попрощаться? Заявиться на свидание в угнанном автомобиле, вместо того чтобы спрятать его подальше, это недальновидный поступок, мягко говоря. Попросту идиотский.
Окна квартиры не светились, там никого не было, сказал Рома Пригудов. Сницар предположительно был в Зареченске и ничего не знал об отъезде гражданской супруги. Узнал постфактум от подруги жены Елены Окуневской, когда вернулся, в конце августа. У нее появились деньги, кстати… От Сницара? Надо бы выяснить на всякий случай.
Рома Пригудов привез Огородникову домой. Она хлопнула дверцей машины и вошла в подъезд. Рома с молодой женой уехали.
Что было дальше? С этого момента свидетелей нет. Звягина в качестве свидетеля отпала. Елизавета Варгус, гипотетический свидетель, молчавшая почти два года, умерла. Подруга жертвы, Елена Окуневская, умерла. У Сницара нет алиби. Пригудов, друживший с Огородниковой, Гена Смолик, спавший с ней, сосед угоревшей Окуневской, Виктор Саликов, которого звали за стол, а где как не за столом развязываются языки… Федор вспомнил, как он сказал, что «девочки» не стеснялись его, болтали о мужиках… И что? Что-то беспокоило Федора, некая мысль мельтешила в подсознании и не давалась. Трое, знавших ее с разных сторон, не назвали ни одного имени. Не знали? Или… Или… Или чего-то он не схватывает.
Разумеется, это далеко не все знакомые Огородниковой, но эти были из разных сфер ее жизни, причем достаточно близки с ней, добавить сюда то, что их город невелик, все на виду… И ничего! Было у Федора чувство, что некто, незаметный и неуловимый, смотрит на него из тени. Невидимка. Человек из миража.
Оставался последний человек из его списка — квартирная хозяйка. Огородникова переехала к Сницару, но зачем-то оставила за собой съемную квартиру. Возможно, чтобы хранить там что-то. В сейфе, в чемодане с кодом или в тайнике — она была девушкой непредсказуемой и способной на все. Федор не исключал возможный шантаж кого-то из бывших любовников. Он надеялся, что встреча с квартирной хозяйкой приоткроет завесу в жизнь Огородниковой до Сницара. Там она была самой собой, в то время как в новой жизни, собираясь замуж за приличного человека, должна была отказаться от некоторых сомнительных привычек и знакомств.
Он разыскал ее, Раису Михайловну Рудь, немолодую настороженную женщину, представился старинным знакомым Ларисы Огородниковой и сообщил, что адрес получил по месту работы квартирантки.
— Знакомый Ларочки? — удивилась Раиса Михайловна. — Так она съехала года три назад. Сказала, выходит замуж за доктора. Разве вы не знаете? Зачем ее разыскивать? У меня есть ее новый адрес, Толстого, двадцать два, взяла на всякий случай, и фамилия доктора.
Нелепая ситуация. Федор пробормотал что-то о том, что был по этому адресу, но Огородникова там не живет, поэтому он пришел по старому.
— А где же она? — удивилась женщина. — Должна быть на Толстого, она ж замуж собиралась!
Раиса Михайловна не знала ничего об отъезде бывшей жилички за границу, а в квартире сейчас живут две студентки, и никаких вещей Ларочки у нее не осталось. Нет, были, конечно, но Ларочка сказала, что можно взять, и она дочке отдала. Комбинезончик, розовый, с блестками… Диночка очень обрадовалась. Еще кое-что…
Бесцветная серая мышка средних лет, она смотрела на Федора через толстые линзы очков, и он подумал, что снова облом. Третий. Но оказалось, что он поспешил с выводами.
— Вы не подумайте, — сказала она вдруг. — У меня дочка в институте учится, деньги нужны. Зарплата маленькая, я в бухгалтерии на швейной фабрике уже двадцать лет, вот и сдаю мамочкину квартиру. А я рядом, на этаж ниже. Дочка выйдет замуж, будет жить, и я при ней. Мы с Ларочкой дружили! Она была светлым человеком, ничего не боялась, ночью одна через весь город. Говорит, дала по морде и ушла. Каблуки высоченные, дело ночью было, так она босиком через весь город. Денег на такси не было. Я бы ни за что! А она говорит, кто не боится, с тем не случится. Однажды подарила мне духи, очень дорогие, я их тоже дочке отдала, куда мне такие. Одевалась ярко, любила украшения. Волосы белые, грива дыбом — королева! И пела красиво. Смеялась, называла меня гроссбухом, кричала: «Райка, сколько тебе лет? Ты же на старуху похожа! Немедленно выбрось свои тряпки!» Иногда приходила с вином, говорила, надо расслабиться, а то достали. Все. За ней мужчины табунами бегали, цветы, конфеты, подарки… Мама меня в строгости держала, била за тушь и губную помаду, называла девчонок со двора проститутками, извините за выражение. Ну я думала, что так и надо, если ты порядочная. Слава богу, дочка у меня нормальная. Я ей говорила, тебе бы замуж за хорошего человека, деток, а она мне — чтобы какой-то плюгаш мною командовал, отчитываться за каждую копейку, упаси боже на кого посмотреть, а я мужиков люблю! Я говорю, почему плюгаш, вон какие видные бегают, а она, плюгаш, говорит, в смысле нутра, а не морды. Все они плюгаши, можешь мне поверить. А тебя, говорит, я замуж выдам, выбирай любого! Шутила так.
Раиса Михайловна растроганно улыбнулась.