Инквизитор. Часть 6. Длань Господня - Борис Конофальский

Волков встал.

«Чёртов портной, и вправду подлец, такие цены заламывает, слыхано ли дело, женское платье за целое стадо коров продавать».

Он нашёл на полу свой пояс с кошелем, достал оттуда гульден, подошёл и протянул его Бригитт.

Он и заметить не успел, как она быстро схватила золотой, словно кошка лапой сгребла, секунду, меньше даже, подержала его пред глазами и спрятала в кулачке, сидела теперь счастливая.

Он нагнулся и поцеловал её, сказал:

— Вот, гульден меньше, чем за восемнадцать талеров, не отдавайте. Вы, конечно, большего стоите, но пока я вам большего дать не могу.

Бригитт, кажется, была горда. Мало когда и мало от кого слышала она такие слова в своей жизни, а может, и никогда не слышала.

Когда он пришёл в покои, жена, конечно, давно спала. Он взял лампу и подошёл к ней, стал рядом, смотрел и думал, как эта женщина, которая со своим любовником замышляет его извести, может так спокойно спать.

Следующим утром, едва завтракать сел он, прибыл гонец из Ланна. Кто ж мог ему прислать гонца из Ланна? Простой бы человек так почтой бы послал письмо, а тут гонец. То мог быть только один человек. Конечно, письмо было от архиепископа. Писано, естественно, не его рукой, но оттиск был от его кольца:

«Возлюбленный сын мой, ведаю я о деяниях ваших, знаю, что преуспеваете вы в них, так как слава ваша и до нас доходит, и вижу я в этом промысел Божий и молюсь за вас ежедневно. Бейте и дальше псов безбожных, что с гор своих поганых ересь несут, да укрепит Господь ту руку, что меч карающий сжимает. Храни вас Бог, сын мой.

Жалею я лишь об одном, о том, что позабыли вы о просьбе моей. Жаль, что о купчишках моих нерадивых вы не вспоминаете, а пока вы о них не помните, они и обо мне не помнят. А мне нужно, что бы помнили они, кто их покровитель».

Видно, архиепископ опять нуждался в деньгах, а купцы юга Фринланда сверх положенного давать ему не желали. И для этого Волков должен был грабить их, чтобы они побежали к курфюрсту своему искать защиты, побежали с подарками. Только вот кавалеру сейчас было не до фринландских купцов. Только их ему сейчас недоставало: с герцогом едва-едва разобрался, а уже горцев ждать надо, к ним, проклятущим, готовиться, а тут ещё купцами архиепископа займись. И не известно, как ещё на это посмотрит этот грубиян фон Финк, а то ведь и войной пойдёт. И будет у Волкова не только два врага на севере и на юге, а ещё и третий на востоке появится. Случись нужда, ему и бежать тогда некуда будет.

Он поднял глаза от письма и заметил, как на него смотрит Бригитт. Смотрела она с заметной тревогой. Рыжая красавица, видя, что письмо его озадачило, есть перестала, сидела, замерев. И впрямь волновалась за него. Даже госпожа Эшбахт, что к его делам и к нему самому равнодушная, и та не ела, тоже смотрела на мужа.

— Мария, — крикнул он, — тарелку человеку поставь. Гонец, садись, ешь. Увалень, монаха найди.

— Какого из них, кавалер? — Отвечал Увалень, вылезая из-за стола.

— Молодого, пусть бумагу и чернила несёт.

Волков отодвинул тарелку, не до еды ему стало, и госпоже Эшбахт стало не до еды. Она резко поднялась. Волков знал, из-за чего. Знал, что не будет дочь графа сидеть за столом с каким-то гонцом, в другой раз и отпустил бы её, раз так горда, но на сей раз он сказал жене:

— Сядьте, госпожа моя, ешьте спокойно.

И тон его так был твёрд, что перечить жена не осмелилась. Даже не сказала ничего. Села на место. Хоть и есть уже не стала.

А он взялся дочитывать письмо от архиепископа:

«А мне нужно, что бы помнили они, кто их покровитель. Так вы, любимый из сынов моих, уже напомните им, что без меня им ни радости, ни достатка не будет. Что дни их будут горьки, а торговля скудна. А я уже за вас похлопочу при случае, а молиться и дальше буду ежедневно.

Архиепископ Ланна. Август Вильгельм

фон Руператль, фон Филенбург,

курфюрст Ланна и Фринланда, герцог Фринланда».

Личной подписи Его Высокопреосвященства не было, только экслибрис — оттиск его кольца. А дальше шла приписка:

«Бумагу сию по ненадобности сожгите».

Волков свернул бумагу, положил её на стол перед собой.

Увидев это, тут же встал гонец и сказал:

— Велено мне напомнить вам, что бы вы исполнили то, что в конце письма писано.

— Не волнуйся, ешь, всё я сделаю, — обещал Волков. — Только ещё раз прочту письмо.

Потом он молчал и думал. Архиепископ настаивал на грабежах, но пока кавалер не собирался затевать грабежей. Конечно, деньги ему сейчас очень нужны, очень. Но не слишком ли многого хотел от него знатный поп? Хотел архиепископ и горцам докучать, и герцогу Ребенрее покоя не давать, и купчишек учить уму разуму. И всё это Волков должен делать во славу Церкви? Служение Святой Матери Церкви — дело, безусловно, благое, но и у кавалера свои интересы были. И уж ими-то он не собирался пренебрегать.

Если попу так надобно, что бы он его купчишек потряс, то пусть и поп ему послужит. Волков смекнул, что тут у него появляется неплохая возможность…

Он собирался ею воспользоваться. Брат Ипполит поторопился и принёс ему письменные принадлежности, разложил перед ним бумагу, поставил чернильницу, положил три хорошо точеных пера и сел на другом конце стола, ожидая, вдруг что ещё кавалеру понадобится. А Волков взялся писать архиепископу ответ.

«Отец мой и сеньор мой по Господу, рад вашей похвале, как ничему другому не радуюсь, уповаю на заботу вашу и молитву вашу, тем и живу. Все хлопоты только ради вас и затеваю. Все труды и заботы про Святую Матерь Церковь и про вас, отца моего.

Просьбы ваши о врагах Матери Церкви я выполняю, дважды уже бил их и у них на земле, и на земле своей. И оба раза бил их с позором, чтобы знали они, что Господь не с ними, а с нами. И рвением своим я уже сеньора своего обозлил, обозлил так, что он за мною присылал добрых людей, насилу от них отделался. И при этом ваш капитан фон Финк брался мне помогать, а за помощь взял с меня серебра премного больше, чем помог. И когда я просил его часть серебра вернуть, так капитан браниться стал грубо. Обиды говорил, как пьяный простолюдин, всё при людях моих и при солдатах моих, все его лай слышали. Убивать я его за то хотел, да не смог, он человек ваш, только то его и спасло. И теперь мне просьбу вашу никак не выполнить, я уже воюю за вас и за Церковь и с горскими псами, и с сеньором своим. Ещё одного врага мне не осилить. Может, вы, отец мой во Господе, найдёте управу на капитана своего, тогда я сразу возьмусь ваших купчишек в разумение и уважение приводить. А иначе мне с тремя воевать, так и конец мне будет быстрый.

А ещё, отец мой, я напомнить вам осмелюсь, монах брат Семион уже писал и вам, и архиепископу Малена о деле канонизации, прошу вас поторопить дело, прошу вас ускорить по возможности причисление невинно убиенного брата Бенедикта к лику святых. Сие очень важно и для меня, и для людей местных будет. Уповаю на заботы и молитвы ваши.