Дом - Бентли Литтл

«Это запись из дневника Томаса Джефферсона, – написал Филипп, – относящаяся к какой-то заколдованной кукле. Я подумал, тебе будет интересно взглянуть».

Заколдованная кукла?

Вот что было странным в Филиппе. Казалось, он постоянно держал руку на пульсе жизни всех своих друзей и знакомых, готовый в любой момент предоставить ту информацию или предмет, в которых возникала необходимость. Филипп был из тех, кто, случайно или сознательно, всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. Писал он крутые детективы про серийных убийц и триллеры, замешанные на сексе и крови, и, на взгляд Сторми, его настоящая жизнь слишком уж часто совпадала с сюжетами его произведений.

Филипп ему всегда нравился, но, положа руку на сердце, он его немного побаивался.

Достав из конверта вложенную ксерокопию, Сторми углубился в чтение.

Выдержка из дневника Томаса Джефферсона:

15 апреля

Я снова Проснулся задолго до Рассвета вследствие этого Дьявольского Сна, порожденного Фигурой, которую Мне Показал Франклин. Этот Сон мне Снится уже в Пятый Раз. Если бы я не был так хорошо Знаком с Франклином, я бы Предположил, что Он занимается Колдовством и Черной Магией.

Кукла, если это Действительно Кукла, Судя по всему, Сделана из Веток, Соломы и Частей Человеческих Волос и Ногтей на ногах. Отдельные Части Склеены вместе неким Неприятным Веществом, которое, по нашему с Франклином Заключению, является Высушенным Мужским Семенем.

Франклин Утверждает, что Он Видел Похожую Фигуру в своих Путешествиях, но не Может Вспомнить, Где именно. Со Своей Стороны, Я бы Никогда не Забыл подобный Предмет и то, Где я впервые Его Обнаружил, как Я Не Забуду Это Сейчас.

Вопреки Моим Пожеланиям и Совету, Франклин Забрал Куклу к себе в Дом. Он Намеревается Держать Ее в своем Кабинете, чтобы иметь возможность Проводить над Нею какие-то Эксперименты. Я Умолял Его Оставить ее в Доме Духов, где Он Ее Обнаружил, но Франклин не из Тех, кто Внемлет Совету.

Я Боюсь за Франклина и, если честно, за Всех Нас.

Внизу странички из дневника был рисунок, выполненный рукой самого Джефферсона. Подробный рисунок, который Сторми тотчас же узнал.

Это был дом.

Самолет совершил посадку в аэропорту О’Хейр вскоре после полудня, и Сторми, взяв машину напрокат, поехал прямиком домой.

Он не помнил, когда в последний раз бывал в этих краях и видел старый дом, но, очевидно, с тех пор прошло немало времени. Улица изменилась до неузнаваемости. Квартал был полностью перестроен, на месте старых зданий появились новые. Крутых ребят из польских банд, торчавших напротив винных магазинов, сменили крутые ребята из чернокожих банд, торчащие напротив винных магазинов. Многие здания, которые помнил Сторми, или пришли в запустение, или вовсе исчезли.

Однако дом остался в точности таким же, каким был прежде. Казалось, он был окружен силовым полем или прозрачным защитным колпаком. Выплеснувшееся на улицу разорение до него не докатилось. На стенах не было надписей и рисунков, во дворе не валялся мусор. Немногие особняки, уцелевшие вокруг него, пришли в упадок и теперь выглядели такими же убогими, как и многоквартирные дома, но он остался без изменений.

В этом было что-то зловещее.

Бойня.

Сторми поймал себя на том, что так и не спросил у парня, почему тот назвал свой фильм «Бойней». И вот теперь, когда он сидел во взятой напрокат машине посреди трущоб и видел перед собой свой неизменившийся дом, это вдруг показалось ему важным.

Клонящееся к горизонту солнце скрылось за высокими зданиями, однако его свет проникал сквозь выбитые окна заброшенного строения напротив, выпотрошенного пожаром. Солнечные лучи отбрасывали причудливые тени на фасад дома – тени слишком абстрактные, чтобы отражать что-либо реальное, но тем не менее в глубине памяти Сторми что-то шевельнулось.

Он вышел из машины, чувствуя себя блохой, стоящей перед накатывающейся волной. Если происходящее как-то связано с домом в Чикаго, заброшенным театром в Альбукерке, резервацией и Бог знает чем еще, он перед лицом этого – лишь пылинка. Ему не было смысла приезжать сюда. Смешно думать, что он сможет что-либо сделать, как-то повлиять на происходящее. Его заманили сюда, призвали, завлекли, но теперь он понимал, что бессмысленно пытаться что-либо изменить.

Тем не менее Сторми открыл калитку и направился через ухоженный дворик к крыльцу.

Вечер стоял теплый, однако в тени дома воздух был холодным, и Сторми вспомнил, что точно так было и прежде. Он снова почувствовал себя ребенком, бессильным, полностью во власти того, что он не понимал. Сторми знал, что его родителей и бабушки давно уже нет в живых, понимал это умом, однако на уровне эмоций ему казалось, что они здесь, внутри, ждут его, хотят его отругать, наказать, и он вытер о джинсы вспотевшие руки.

Ключа у него не было, но входная дверь оказалась не заперта, и Сторми, распахнув ее, вошел в дом. Он ошибался: дом изменился. Не само строение, не стены, полы, потолки или обстановка. Все это оставалось в точности таким же, каким было тридцать лет назад. Что вселяло ужас. Однако настроение дома, похоже, изменилось: атмосфера царственного официоза, безраздельно господствовавшего прежде, которой пропитались все закутки здания, исчезла, сменившись гнетущим предчувствием какой-то беды. Пройдя в прихожую, Сторми повернул направо. Длинный коридор, где он играл в детстве, теперь выглядел угрюмым и зловещим – противоположный его конец терялся в полумраке, который почему-то внушил Сторми страх.

Он никак не мог найти в себе мужество хотя бы для того, чтобы попытаться подняться наверх.

Развернувшись, Сторми направился обратно в прихожую, но заметил в гостиной какое-то движение. На улице был еще день, однако свет почти не проникал в дом, и Сторми дрожащей рукой стал искать выключатель. Нащупав его, он нажал клавишу.

Прямо в дверях стоял дворецкий.

– Здравствуйте, Биллингхэм, – не очень-то удивившись, сказал Сторми.

Улыбнувшись, дворецкий учтиво склонил голову:

– Здравствуй, Сторми.

Перед ними простиралось лето, только что наступившее, насыщенное обещанием приключений. Его неизбежный конец находился так далеко в будущем, что можно было о нем не думать. Дни стояли длинные и жаркие, и Дэниел со своими друзьями проводил время, строя планы. Изготавливать свечи в песке: плавить готовые свечи, украденные Джимом из дома, выливая жидкий воск вдоль шнурков в отверстия, вырытые в плотной песчаной почве во дворе. Продавать газированную воду: в ход пошел папин складной карточный столик, сестра Джима написала вывеску, и они часами сидели на палящем солнце, добавляя в газировку все новые и новые кубики льда, пока она не становилась настолько разбавленной, что даже они не могли ее пить. Забрасывать яйцами почтовые ящики: стащить из холодильника два яйца – каждый по одному, а затем сыграть в «камень-ножницы-бумага», чтобы выяснить, кому бежать к соседскому почтовому ящику и выливать туда разбитые яйца.