Дороги богов - Галина Львовна Романова

— Значит, я все-таки принадлежу вам?

— Не как вещь!.. Пойми, с этим трудно примириться, но рано или поздно ты поймешь. Считай, что тебя присудил к этому Суд богов.

— Ах так? — Я вспомнил о Вороне и о том, что мы уехали с поляны судилища достаточно быстро и не дожидаясь приговора. — Выходит, что его вы приговорили к смерти? Ведь он умер!.. За что, Светлые? Ведь он уже достаточно был наказан! Почему вы так жестоки?..

Святобор терпеливо ждал, пока я выдохнусь.

— Мы отнюдь не жестоки, Тополь. Суд богов простил твоего наставника и друга!.. Но — увы! — в делах сугубо человеческих нам не дано полной власти! Ворон слишком сильно поверил в свою смерть. Он был убежден, что умрет, — и умер. Мы не смогли бы его спасти, даже если бы и захотели… Но ты нам нужен. Верь, что будешь долго жить, и проживешь много лет.

— Ворон говорил, что с Дороги богов нельзя сойти живым, — вспомнил я.

— Только тем, кто отправился в путь за смертью, — возразил мне Святобор.

Я тогда не поверил ему — не привык беседовать с богами — и вскоре убедился, что оказался прав. Никогда не стоит верить богу, когда он обещает тебе долгую жизнь и земные блага, ибо в делах людских боги зачастую бессильны.

— Эти люди на тебя надеются, — напомнил мне о спящих Святобор. — Иди к ним. Утром поймешь, что надо делать. И прощай! Не ищи нас — мы сами отыщем тебя, когда придет нужда!

Он легонько толкнул меня в спину, приказывая вернуться к костру. Я сделал два шага и обернулся. Ни единый лист не дрогнул на кустах, не качнулась ни одна ветвь, но Святобор исчез бесследно и бесшумно, как умеют исчезать только боги.

Не чувствуя под собой ног, я вернулся к костру. Волку успело наскучить сидеть одному, и он, едва я уселся на пень, встал, зевнул и отправился бродить по окрестностям. Я был даже рад, что зверь оставил меня наедине со своими мыслями. Подперев щеку ладонью, я просидел у огня до рассвета, терзаемый сомнениями. Только с первыми проблесками солнца мои тревоги немного улеглись, и я решил: будь что будет.

Наутро свершили обряд — покойников уложили лицами на запад, сложив их, как младенцев во чреве. Каждому в последний путь снарядили его вещи, оружие; я от себя отдал Ворону на память маленькое простое железное колечко, напоминавшее мне о северной родине. Если правду говорят, что мир мертвых един для людей всех вер, то он встретит там мою мать и может передать ей, что я жив и здоров. Пока мы рыли могилы и укладывали мертвых, несколько Лесных Всадников отправились на охоту с волками. Они вернулись вскоре после полудня и принесли тушу молодого оленя и нескольких крупных птиц. Зверя мы разделали и закоптили на огне, а кровь и внутренности сожгли в честь предков. Птиц же, обжарив, отдали павшим — каждому досталось по последней земной трапезе. Засыпав мертвых землей, мы разобрали лошадей — мне достался конь одного из убитых — и тронулись к становищу Лесных Всадников.

Путь продолжался по лесам и перелескам несколько дней. Стаи лесовиков кочуют по бескрайним лесам Мидгарда — части Мира богов, — почти не сталкиваясь друг с другом. Если же две стаи встречаются, дело редко обходится без ссоры, особенно в голодный год. Тогда льется кровь, и меньшая стая отступает. Женщин и маленьких детей ждет плен, а из мужчин редко кто остается в живых — лишь те, кто успел удрать или отвагой заслужил право быть отпущенным на все четыре стороны.

Стаи наполовину оседлы — пока мужчины кочуют по лесам, нападая на обычных поселян и воруя у них зерно и добро, угоняя скот и при случае увозя пленниц из числа девчонок посмазливее, женщины, старики и дети отсиживаются в городце-крепости. Как правило, жилище стаи устраивается в глухом месте, на болотах или в непролазных дебрях, куда не пройдешь конным. За огороженным кольями земляным валом роют землянки по числу семейных женщин, в середине устраивают полукольцом еще одну — для холостых воинов, а внутри обычно вкапывают родовой столб с ликом бога. Женщины возделывают огороды, сажают и хлеб со льном, но на лесных полянах много не вырастишь — вот и приходится Лесным Всадникам красть зерно в селениях. Торговлей они промышляют редко, в основном меняя шкуры на ткани и железо. Золота и серебра у них мало — не имея пользы, они зачастую отдают красивые безделушки детям — поиграть. Только вожак стаи имеет право носить украшения из золота — прочим достается разве что медь или бронза. Стая живет на одном месте, пока не истощатся поляны или пока не явятся и не сгонят с насиженного места воинственные соседи.

Стая, подобравшая меня, была невелика числом — всего в ней было десятка три семей и еще почти двадцать холостых воинов. Считая подростков, при нужде берущихся за меч, и стариков, на которых лесовики оставляют свои семьи, набиралась сотня без малого. В каждой семье было помногу детей — иногда по десять и более. Женщины старались рожать больше, ибо младенцы нередко умирали холодной зимой или в голодные годы. Кроме того, частые стычки с соседями уносили немало жизней и требовалось восполнять убыль.

Оставив коней на поляне в нескольких верстах от крепостцы, мы прошли последнюю часть пути пешком, неся на себе и на волках небольшие тючки и мешки, — мужчины стаи как раз возвращались с очередного набега на землепашцев. Они везли домой зерно и кое-какую утварь, прихваченную в домах. Мне досталось нести мешок с зерном — без всякой тайной мысли сделать из меня раба, ведь и остальные воины тоже тащили каждый свое.

Уже когда мы тронулись в путь по узкой тропке в буреломе, старший набега — его звали походным вожаком — толкнул меня под локоть и вручил маленький кожаный мешочек.

— У одного из наших павших осталась молодая жена, — сказал он спокойно. — Он собрал это для нее — будет лучше, если вдова получит последний подарок своего мужа.

Я нащупал через хорошо выделанную кожу гребень, веретено и кое-какие другие женские штучки и, пряча мешочек за пазухой, подумал: почему вожак сказал это именно мне? Что было у него на уме?

Продравшись через заросли и валежник, мы вышли на холм, вершина которого была огорожена частоколом. Упрежденные табунщиками, женщины и дети уже растворили сколоченные из досок-горбылей ворота, перекрывающие вход-пролом в земляной насыпи, и стояли в проеме, не спеша выходить. Объяснялось это тем, что наше возвращение могло быть всего лишь ловушкой, — если нас по дороге захватила в плен другая стая, они могли заставить нас выманить женщин и детей наружу и переловить. Поэтому нам не доверяли до тех пор, пока мы не переступим порога. Такова была полная опасностей жизнь этого мира, где мне теперь предстояло жить.

Мы прошли внутрь крепости и сложили добычу у ног старейшин, что ждали вожака и его воинов у родового столба. Вырезанное лицо бога взирало на нас сверху, словно пересчитывая подношение, и вожак шагнул вперед, преклоняя колено:

— Великий предок Ломок Тур, в этот раз наш поход был удачен. Мы потеряли всего четырех воинов, но принесли много добычи и привели тебе нового сына, Тополя Волка. Благодарим тебя за заботу о нас и наших детях, которые не будут голодать этой зимой! Наши мечи принадлежат тебе, как и мы сами!