Фальшак - Андрей Троицкий

– Слушай, – Бирюков приподнял голову. – Попридержи язык, помолчи хотя бы час. Если сам не заткнешься, я тебе помогу.

– Уже заткнулся, – нормировщик прижал руки к жирной груди. Молчание для него хуже телесного наказания.

В тот же день, когда Бирюкова привезли в Москву и засунули в эту камеру, надумали устроить обыск на его квартире. Под вечер выдернули из этой душегубки, посадили в машину. Уже дома следователь Липатов предложил добровольно сдать оружие, валюту и наркотики, если таковые имеются. Бирюков отрицательно помотал головой: «Не имеются». Шмон закончился по ту сторону ночи, опера, не жалея себя, перевернули все вверх дном, но нашли лишь декоративный кинжал с костяной рукояткой, который можно использовать разве что для резки бумаги. Все это время с Бирюкова не снимали наручников, на запястьях образовались черные полосы синяков, а предплечья затекли до полного бесчувствия. Липатов не мог скрыть разочарования. Он повертел в руках кинжал, размышляя, можно ли эту железяку приобщить к делу в качестве улики, доказывающей преступную деятельность задержанного. Уже хотел оформлять протокол изъятия, но в последний момент решил, что улика из ножика никудышная.

На следующий день в следственном кабинете на третьем этаже устроили опознание задержанного Бирюкова неким Сергеем Шаталовым, мальчишкой из ветеринарного техникума. На стулья вдоль стены посадили трех оперов, одетых в штатское, и Бирюкова. Следователь пояснил, что Шаталов стал свидетелем перестрелки на территории брошенных гаражей, в ходе которой были убиты два милиционера и неустановленные следствием кавказцы. Парнишка наблюдал из своего укрытия за одним из вероятных преступников, и теперь ему предстоит указать на того человека, которого ночью видел у гаражей. Шаталов, щуря глаза, будто плохо видел, прошелся вдоль сидящих на стульях людей, внимательно заглядывая в лица. Бирюков одернул рукава спортивной куртки, чтобы парнишка не заметил на его запястьях кровоизлияния от наручников. Шаталов остановился перед опером, сидящим рядом с Бирюковым. Снова прошелся взад-вперед, заложив руки за спину. Встал, снизу вверх посмотрел на Бирюкова. И неожиданно усмехнулся.

«Никого из этих не знаю, – Шаталов повернулся к следователю и отрицательно помотал головой. – Всех вижу первый раз в жизни». Липатов, внимательно наблюдавший за Шаталовым, скорчил кислую рожу. «Сережа, ты посмотри повнимательнее, – бархатным голосом пропел следователь. – Не надо меня разочаровывать. Не торопись, времени у нас много. Тебя никто не подгоняет. Посмотри еще раз, без спешки». Видимо, Липатов возлагал большие надежды на этого малого и на опознание, но козырная карта не сыграла. «Говорю же, первый раз в жизни их вижу», – раздраженно заявил Шаталов и, не спросив разрешения, засмолил сигаретку. Посмотрел на Бирюкова и снова усмехнулся. «Хорошо, все свободны, – объявил Липатов. – Задержанного в камеру».

* * *

Вечером Бирюкова отвели на допрос в тот же кабинет, где проходило опознание. Липатов выглядел усталым и бледным, как женщина, только сегодня пережившая неудачный аборт. Сегодняшнее сражение следователь проиграл вчистую. Видимо, только что он вернулся из суда, где получил отказ в ордере на арест Бирюкова и привлечении его в качестве обвиняемого, да и сам следователь, видимо, не слишком надеялся на удачу. Доказательств вины Бирюкова не собрано, от фальшивых долларов не осталось даже пепла, пальцы с барсетки экспертам снять не удалось, опознание сорвалось…

«Я знаю, что ты там был, – сказал Липатов. – Ну, ночью у тех гаражей». «Вы ошибаетесь, – ответил Бирюков. – У меня украли машину. Я подавал заявление об угоне транспортного средства. Это легко проверить». «Уже проверил, – вздохнул следователь. – Действительно, на следующий день после перестрелки ты подал заявление об угоне. А еще через день якобы нашел машину, стоящей на прежнем месте, рядом со своим подъездом». «Совершенно верно. Я подумал: пацаны покатались на тачке и вернули ее. Такое случается сплошь и рядом. На бампере трещина, фара разбита, а дверца поцарапана. Но я был рад, что машина на месте. И забрал заявление обратно, не стал поднимать бурю в стакане воды».

«И все– таки ты там был, -Липатов устало махнул рукой, давая понять, что оправдания Бирюкова лишь художественный свист. – Мы разговариваем без протокола. И я говорю: ты там был. Сегодня во время опознания я внимательно следил за Шаталовым, он узнал тебя. Это факт, узнал. Он хотел заработать на своих свидетельских показаниях, звонил в милицию, спрашивал, сколько ему заплатят, если он расскажет ту историю. Каков идиот… Но этот сопляк, чертов змееныш, все делает в пику мне. Не знаю, за что он меня ненавидит. Но это лютая, какая-то дикая ненависть. Не человеческая, звериная». Бирюков пожал плечами, потому что ответить нечего.

«А потом ты сжег в камине фальшивые баксы, – продолжал Липатов. – Успел подсуетиться. У нас по дороге в эту проклятую деревню сломалась машина. И если бы не та поломка, уже сегодня тебя перевели из изолятора временного содержания в тюрьму. Где тебе самое место». «Я сжег в камине кое-какие наброски карандашом, неудачные зарисовки, – ответил Бирюков. – Кстати, законом не запрещено топить камин или печь». «Особенно летом, в жару, – усмехнулся Липатов. – Да… Ты успел сжечь баксы. Тебе снова повезло. Сказочно повезло. Но это везение не может продолжаться вечно. Те люди, с которыми ты связался, не сегодня так завтра струганут тебе сосновый ящик. Я даю не самые оптимистические прогнозы, но они почему-то всегда сбываются». «Буду рад, если на этот раз все окажется наоборот».

Липатов выдержал минутную паузу. «Предлагаю тебе сотрудничество со следствием и нашу защиту, – заявил он. Голос звучал тускло, следователь был уверен, что Бирюков откажется от столь заманчивого предложения, но все-таки решил его сделать. – Мы все обтяпаем так, что отмажем тебя от уголовной ответственности. Ты останешься в стороне от дела. Мне нужна от тебя только информация. Несколько имен, адресов. Назови хотя бы одного человека, кто участвует в изготовлении фальшивок. Уже сегодня будешь пить чай дома». «Вы ошибаетесь, – Бирюков покачал головой. – Я ничего не знаю о фальшивках». Бирюков, как и следователь, прекрасно понимал, что держать его до бесконечности в изоляторе временного содержания не могут, не имеют права. Одно из двух: нужно предъявлять обвинение и отправлять клиента в СИЗО или отпускать на все четыре стороны. Второй вариант куда более реалистичен: предъявить Бирюкову нечего.

«Ладно, по-хорошему ты не хочешь, – сказал Липатов. – Ты ведь уже катал тачку на зоне? И, как я понимаю, успел соскучиться по баланде? Могу устроить тебе новую командировку за казенный счет. Будешь пилить лес на самой дальней делянке, пухнуть с голодухи и вспоминать этот разговор. Станешь кусать локти и думать: тогда я мог все исправить. Да… Очень постараюсь, чтобы ты снова оказался за колючкой». Бирюков молча пожал плечами, мол, валяй, старайся. «И знаешь, что я сделаю? – спросил следователь. – Я не отступлюсь от этого паршивца Сергея Шаталова. Дожму его. Если будет надо, выкручу мальчишке яйца, но заставлю сказать правду. Он подтвердит устно и письменно, что видел на территории гаражей именно тебя. А потом выступит в суде свидетелем обвинения. Ну, что скажешь?». «А что тут скажешь? – вопросом на вопрос ответил Бирюков. – Я лучше промолчу, авось, здоровей буду. А то вы и мне, того… Яйца выкрутите».