Восход доблести - Морган Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Почему?» – спрашивала она. – «Почему я нужна в Уре? Кто мой дядя? Кто моя мать? Какими силами я обладаю, которые могут помочь моему отцу? И почему все это скрывали от меня? Правдивы ли пророчества? На самом ли деле я стану могущественным воином, как мой отец?»
Послышался шорох веток, который вывел ее из задумчивого состояния, и Кира вдруг ощутила руку Диердре на своей груди. Подруга остановила ее. Все трое остановились на краю линии деревьев и, посмотрев по сторонам, Кира удивилась, увидев перед ними дорогу, петляющую через лес. Глядя на широкую, хорошо протоптанную лесную дорогу, она еще больше удивилась, когда услышала, что по ней кто-то идет. Раздался громкий шорох, сопровождаемый скрипом деревянных колес. Девушка поняла, что это повозка.
Сердце Киры бешено застучало, когда она увидела огромную повозку с голубыми и желтыми символами Пандезии по бокам, которая повернула за изгиб и направлялась к ним. Повозка приближалась, лошади шли рысью и, когда она проехала мимо, Кира подняла голову и увидела за решетками лица нескольких девушек с ужасом в глазах. Они казались ее ровесницами.
Кира ощутила приступ негодования.
«Они везут их к Лорду Губернатору», – заметила она.
Кира наблюдала за тем, как за одной повозкой последовала другая, наполненная вооруженными солдатами Пандезии. Кони бежали рысью, оставляя облака пыли, после чего они свернули за изгиб и исчезли так же быстро, как и появились.
Кира и Диердре переглянулись, и Кира увидела то же возмущение в глазах своей подруги.
«Я знаю, о чем ты думаешь», – сказала Диердре. – «Но если мы последуем за ними, нам ни за что не удастся с ними справиться. Ты осознаешь, что их намного больше, чем нас, не так ли?»
Лео рядом с ними зарычал.
Кира не знала. Сердцем она понимала, что, несмотря на неравные силы, несмотря на риск, она не может позволить той повозке просто уехать. Это будет преследовать девушку на протяжении всей ее жизни. По пути ей встретилась несправедливость, и она не может пройти мимо нее.
«Кем я буду», – спросила Кира. – «Если отвернусь от нее?»
Она посмотрела на свою подругу и увидела страх в ее глазах, но вместе с тем воодушевление и, наконец, ту же решимость. Диердре кивнула, и Кира поняла, что может рассчитывать на подругу.
Кира протянула руку назад, крепко сжала свой жезл и, не успев даже тщательно все обдумать, выбежала из-за деревьев. К ней присоединились Диердре и Лео. Втроем они бежали в противоположную от Ура сторону, подальше от своего путешествия – и навстречу справедливости.
Алек стоял коленями на земле, не ощущая ни грязи на своих руках, ни холодного ветра на лице, ни даже собственного тела. Он онемел, преклонив колени у могилы своего брата. Он рыдал, не переставая, рядом с курганами земли, его руки огрубели после ночи непрерывного копания, когда он лично хоронил брата.
Сейчас Алек ничего не чувствовал, кроме пустоты, склонив колени возле своей семьи, члены которой были живы еще несколько дней назад. Теперь же они все были мертвы. Это казалось нереальным. Перед ним находился брат, ради которого он принес в жертву свою жизнь, ради которого он вызвался добровольцем в Пламя. Но Алек не чувствовал себя героем. Наоборот, его переполняло чувство вины. Он не мог не думать о том, что все это случилось по его вине.
Пандезия ворвалась в его деревню лишь по одной причине – они жаждали мести. Алек опозорил их, когда сбежал из Пламени, и они пришли сюда для того, чтобы передать послание всем тем, кто осмелился бросить им вызов. Алек осознал, что если бы он никогда не сбегал, то его семья сегодня была бы жива. По иронии судьбы, он пожертвовал своей жизнью ради брата, но все закончилось тем, что Эштона убили вместо него. Алек больше всего на свете хотел быть с ними под землей, мертвым и похороненным вместе с семьей, которую он любил.
Алек почувствовал сильную руку на своем плече и, подняв голову, увидев, что над ним стоит Марко. На его лице были написаны грусть и сострадание. Кроме того, это также было лицо силы, лицо, молча побуждающее его двигаться дальше.
«Друг мой», – наконец, произнес Марко нерешительным и глубоким голосом. – «Я понимаю твое горе… Нет, на самом деле, я его не понимаю. Я никогда никого не терял так, как ты. Но я знаю, каково это – ничего не иметь. Чувствовать, что у тебя ничего нет, когда у тебя отбирают тех, кого ты любишь».
Марко вздохнул.
«Но я также знаю, что жизнь продолжается, хочешь ты того или нет. Это течение реки, которую ты не можешь остановить. Ты не можешь вечно стоять здесь на коленях. Ты не можешь упасть и умереть. Ты должен идти дальше. Жизнь требует, чтобы ты двигался дальше».
Алек вытер слезы, испытывая стыд за то, что плакал на глазах у своего друга, когда медленно осознал его присутствие.
«Я не знаю, смогу ли», – сказал он.
«Чтобы хотеть жить, у тебя должна быть причина, цель», – ответил Марко. – «Воля. Разве ты не можешь найти причину? Цель? Нет ни одной причины, чтобы жить?»
Алек пытался думать, но его мысли были размыты, голова кружилась. Он постарался сконцентрироваться, но ему было сложно думать о чем-то одном.
Алек посмотрел на землю, на которую рассвет отбрасывал красные тени, и у него перед глазами промелькнула вся жизнь. Его переполняли воспоминания об их детстве с Эштоном, когда они играли вместе; о том, как он бил по стали в кузнице отца; о готовке матери; о счастливых временах в его деревне, когда казалось, что они будут жить здесь вечно. Жизнь была идеальна и казалось, что такой она будет всегда. Пока не вторглась Пандезия.
От это последней мысли что-то постепенно начало выкристаллизовываться в его голове. Алек начал вспоминать последние слова Эштона, вспомнил взгляд в его глазах, прикосновение руки брата, сжавшей его запястье.
«Отомсти за меня».
Это было нечто большее, чем слова. Это был приказ. Жизненный приговор. Взгляд в глазах брата в тот момент, свирепость, которую он никогда раньше не видел, все еще преследовали Алека. Это было так не похоже на Эштона, который никогда не потворствовал жестокости или мести. Тем не менее, в момент своей смерти он этого хотел больше, чем кто-то чего-то хотел на памяти Алека.
Пока слова Эштона снова и снова звучали в голове Алека, словно колокольный звон, Алек начал слышать их как заклинание. Они разожгли огонь, который побежал по его венам. Алек отвел взгляд от могил, от своей деревни и посмотрел на горизонт, в сторону Пандезии.
Они заставили его подняться.
Алек смотрел на горизонт красными от слез глазами и на смену его грусти постепенно пришел гнев. Стоять было приятно: это позволило жару гнева пульсировать в нем до тех пор, пока он не прошел даже к кончикам пальцев. Это был гнев, рожденный целью, желанием убивать, потребностью в возмездии.
Алек повернулся и посмотрел на Марко, почувствовав, как его мускулы, которые он многие годы развивал, стуча по наковальне, налились. Он понял, что у него на самом деле кое-что осталось в этом мире. У него есть сила, знание оружия и желание воспользоваться и тем, и другим.