Бес шума и пыли - Антон Мякшин

— Сидишь здесь, в глухомани, и поговорить не с кем, — пустился тем временем в рассуждения успокоившийся Таронха, опрокинув в глотку еще одну кружку. — Опекаемые нами народы глупы и необразованны. Выпить не с кем, нечистая твоя харя! Не со жрецами же, чертила позорный, пить! Нарушение субординации и всё такое… Вот и скучно. О великие небеса, как скучно! Третье тысячелетие мы с братом на посту… Хорошо хоть иногда народы развлекут: подерутся, побегают друг за другом. А в остальном — тоска зеленая!.. Тависка, брательник мой любимый… Пропал родной… Слушай… как тебя зовут? Что-то забыл я…

— Адольф…

— Да-да, вспомнил… Ты ведь, как я погляжу, не из духов… Ты ведь…

— Бес — оперативный сотрудник.

— Вот, а у меня должность другая: я — дух — региональный представитель. И у Тависка такая же должность… Ох и поганая служба у нас, надо тебе сказать! Ты хоть по свету мотаешься, а мы здесь сиднем сидим… Контора только в последнее время помогать стала, когда пришла нам пора на пенсию выходить.

Таронха всхлипнул и опрокинул еще кружку.

— А когда вам на пенсию? — поинтересовался я.

— Как только бледнолицые в эти края придут. Тогда духов — покровителей краснокожих народов и отменят за ненадобностью. Из конторы сообщили: придут, мол, люди с белой кожей и это… с жестокими сердцами. Лет через сорок-пятьдесят должны они это… объявиться. И мне — на пенсию. А куда еще?.. Начальство говорит — в контору дворником или сторожем. Ни на что большее рассчитывать образование не позволяет… Форму новую выдали — вот… — Он указал на крылья за своей спиной. — Повысили в звании: по документам я теперь ангел. Мне, как льготнику по возрасту, начальство в жилплощадь электричество провело…

Таронха расплакался, вытирая скупые стариковские слезы ладонью.

— Старость не радость, — всхлипнул он. — Был бы я молодой — разве ж стал бы самогон гнать? Это мне начальство подсказало. Ты, говорят, будущий сторож, вот и привыкай… Выдали экспериментальный самогонный аппарат. Я уже и выпивать приучился. И песенки специальные сторожевые затвердить заставили… От одиночества и тоски чего только не сделаешь?.. Пью, пою и плачу… Тависка, брательник родной, так и не приучился. Ему нельзя. Ему евонное начальство запрещает, а мне — наоборот… А что? Пьешь — вроде и веселее немного… Не думаешь о том, что скоро не всемогущим духом будешь, а пойдешь с колотушкой в руках контору по ночам охранять… Жрецы эти дурацкие надоедают воплями своими… Тависка жаловался — ну прямо достали его жрецы просьбами поскорее уничтожить племя пиу-пиу… Ко мне за советом приходил. А что я? Я ведь по инструкции этих самых пиу-пиу должен опекать и лелеять… Вот и предложил ему: пускай, говорю, твои койоты моих антилоп погоняют, а я — чтобы никто особо не пострадал — наградил своих неуязвимостью. Теперь ни другие краснокожие братья, ни дикие звери моим людям повредить не могут. А Тависка тем временем выдрессировал из воинов рода койота особо злобных нелюдей… Равновесие! И нам развлечение, и людишкам забава… Да, старого духа срок недолог, — всё плакал Таронха. — А какие времена миновали! Какой я красавчик в молодости был! Звериная шерсть на мне блестела, клыки сияли, рога антилопьи голову украшали!.. Сейчас, видите ли, всё это не модно! Крылья дурацкие прислали, на человека сделали похожим!

Что же всё-таки происходит там, в Колуново? Мои подозрения — всего лишь подозрения, или?..

Предположим, Филимон не врал. Действительно желая мне по дружбе добра, сплавить решил из деревни, чтобы Георгий не пришиб, когда я буду Оксану отбивать… Допустим, сам Филимон спокойненько выполняет рядовое задание: ну служит себе в опричниках за какого-нибудь мягкосердечного типа, которому роль обласканного законом душегуба совсем не нра…

«Государь со всей Русской земли собрал себе человеков скверных и всякими злостьми исполненных, и обязал их страшными клятвами не знаться не только с друзьями и братьями, но и с родителями, а служить единственно ему, и на этом заставлял их целовать крест!» — Вот что вспомнилось вдруг мне… Нет, людишки добровольно в опричники записывались! По велению скверной души! Следовательно, никакого «мягкосердечного типа» на такую службу призвать не могли! Следовательно, врал мне Филимон! Еще как врал! Следовательно, секретная операция — не плод моего воображения!

— Никому не позволю Тависка обижать! — заорал вдруг Таронха, оторвав от губ пустой кувшин. — Я да-авно знал, что ваша контора брательника до добра не доведет! Давно ему предлагал к нам перебраться! Даже начальству своему его рекомендовал! Чтобы мы вместе, как всегда… Я — сторожем, а он, допустим, дворником. Но он — ни в какую! Я дух зла, говорит, и должен творить зло! Во как! И до чего дошло?! Пропал Тависка! Пропал мой родной!

— Да не пропал! — попытался я успокоить расходившегося духа. — Он просто… отсутствует пока… Скоро объявится.

— Нет! — завопил Таронха, пиная стул, на котором сидел. Крылья его взметнулись над увенчанной нимбом головой. — Ни за что! Ни… никому не дам в обиду! Может быть, скоро я и буду сторожем-пенсионером, но пока еще — всемогущий дух! Пойду его искать! Всех распушу!!.. Где моя колотушка?.. То есть палица?! Запевай боевую-сторожевую!..

Я подсунул ему свою кружку. Таронха глянул на нее с недоумением, но осушил до дна.

— Пойду искать, — икнув, продолжил он. — Потом… Пока это самое… посплю… Встану, немного подкреплюсь и… Эх, разбередил ты мою грусть-печаль, бесенок дорогой! Загуляю я, кажется…

Голова Таронха с костяным стуком ударилась о пол. Он свернулся калачиком под столом и захрапел так, что гудения самогонного аппарата не стало слышно.

— Эй! — окликнул я духа добра и всепрощения. — Я к тебе, между прочим, по делу заходил. Это самое… За инцидент прощения попросить… Таронха!

Таронха всхрапнул и перевернулся на другой бок.

* * *

Электрический свет горел на всех этажах. Поэтому я довольно легко спустился вниз, обнаружил дупло и, запыхавшись, вывалился наружу. Жрец Небесная Чаша подбежал ко мне, встревоженно размахивая посохом:

— О чем ты говорил с Таронха? Что он сообщил тебе? Что с ним?!

— Чего ты так беспокоишься? Ничего с ним не случилось. Просто культурно отдыхает.

— В это время Таронха должен подавать знаки своему жрецу! А он молчит…

«Выпил бы ты столько, сколько он, замолчал бы навеки!» — подумал я и вдруг с удивлением услышал из поднебесья дребезжащий голос пенсионера Таронха:

Эх, как сторож дядя Коля пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!

«Много тревог сейчас терзают Таронха. Всё труднее и труднее мне общаться с ним…» — вспомнилась жалоба жреца.

Еще бы не трудно!..

— Уходи, нечестивый! — затопал на меня ногами дед. — Не должен ты слышать священные слова, ибо скрыт в них глубокий смысл, который только мне, жрецу, разгадать дано!

— А кто обратно проводит? — осведомился я.

— Уходи! — Он замахнулся на меня посохом. Что оставалось делать? Пошел прочь, стараясь выдерживать направление, обратное нашему движению к священному дубу. Очень скоро лесные кроны скрыли могучее дерево. А Таронха, судя по всему, совсем раздумал спать и добрался-таки до следующего кувшина с самогоном. Вслед мне неслось неистовое: