Пробуждение куклы - Лена Обухова

25 ноября 2016 года, 14:50

Соболев ехал так быстро, как позволяла дорожная ситуация, хотя торопиться было некуда: по данным наружного наблюдения Шмелев не так давно приехал в офис и едва ли собирался скоро его покинуть. Это означало, что он или уже выбросил куклу, или не сможет сделать этого в ближайшее время. Но что-то тревожило оперативника, заставляя жать на педаль газа, как будто он боялся опоздать. Куда? Он не знал.

Лихо припарковавшись у нужного дома и выскочив из машины, он едва не столкнулся на входе в офисную часть с Игорем – водителем Федорова.

– О, привет, – поздоровался Соболев, машинально протягивая руку для рукопожатия. И только потом сообразил: – А что, твой тоже здесь?

– У доктора, – кивнул Игорь, поднимаясь вслед за оперативниками на крыльцо. – Должен был выйти уже.

– Вот черт, – выдохнул Соболев, дергая на себя массивную дверь.

Кабинет Шмелева находился в жилом доме, первый этаж которого был отдан или под магазины, или под офисы. По соседству с ним обитали страховая компания, риелтор, нотариус, турфирма и массажный кабинет, но сейчас в длинном коридоре царили тишина и пустота. Даже под дверью нотариуса никто не толпился. Пока они втроем направлялись к кабинету психотерапевта, тишину нарушил приглушенный звонок телефона, который почти сразу оборвался: в каком-то из офисов довольно оперативно сняли трубку.

К нужной двери Соболев подошел первым, Петр Григорьевич шел за ним, Игоря они попросили не лезть вперед и тот довольно спокойно согласился. Прежде, чем они успели постучаться, где-то внутри кабинета заиграла мелодия входящего вызова. И в отличие от предыдущего звонка, этот никто не торопился принять.

– Телефон Владислава Сергеевича, – быстро сообщил Игорь, мрачно переглянувшись с Соболевым.

Мелодия продолжала играть, нервируя и вселяя тревогу. Почему Федоров не отвечает? Или хотя бы не выключает звук, если не хочет прерывать сеанс?

Когда звонок наконец прервался, Соболев уверенно постучал в дверь и тут же дернул ее на себя, заглядывая внутрь.

– Есть кто?

Маленький предбанник, в котором обычно сидел секретарь, оказался пуст, а дверь в кабинет Шмелева – приоткрыта. В щель было видно, что внутри кто-то есть, но когда Соболев позвал психотерапевта по имени, тот не откликнулся.

Дурное предчувствие стало сильнее, и пистолет как-то сам собой оказался в руке. Соболев дал знак остальным вести себя тихо и медленно шагнул к двери, прислушиваясь. Пока было понятно только одно: если в кабинете кто-то и находится, то он почему-то очень старается не шуметь.

– Валентин Евгеньевич? – снова позвал Соболев, осторожно открывая дверь. – Твою мать…

Последние слова прозвучали не громче выдоха, а от открывшейся картины даже у бывалого оперативника мурашки забегали по спине.

Первым он увидел Шмелева: тот сидел в кресле за своим столом, безвольно запрокинув голову. Вся его одежда была залита кровью, живот вспорот. Не требовалось проверять пульс на его шее: психотерапевт был очевидно и бесповоротно мертв.

На столе перед ним сидела кукла. Сидела и смотрела на мертвого Шмелева, наверняка улыбаясь. От двери не было видно ее лица, только затылок, но ведь куклы всегда улыбаются, так?

В кресле посетителя, так же спиной к двери, как и кукла, замер второй мужчина, в котором Соболев даже со спины узнал Владислава Федорова. Он тоже не шевелился и не реагировал на их появление. Как не реагировал до этого на звонок своего смартфона, который лежал на краю письменного стола психотерапевта. Пока не было видно, что случилось с ним, но, учитывая общую картину, какие могли быть варианты?

– Доигрался, – пробормотал Соболев, качая головой. – Петр Григорьевич, вызывайте Логинова и Велесова. У нас тут два новых трупа.

25 ноября 2016 года, 14:50

Пока Петр Григорьевич звонил Велесову, оставаясь в предбаннике, Соболев проверил пространство за дверью и убедился, что в скромных размеров кабинете больше никого нет. Потом он снова посмотрел на застывшего в кресле Федорова, бросил через плечо быстрый взгляд на Игоря и велел:

– Давай только без эмоций и суеты, ладно? Ничего не трогай, а лучше вообще выйди в коридор.

Лицо водителя осталось бесстрастным, лишь брови едва заметно дернулись, выдавая легкое удивление. Но чем оно было вызвано, осталось непонятным: то ли преждевременной кончиной хозяина, то ли предположением о том, что он может суетиться на эмоциях.

Соболев сделал несколько шагов, чтобы посмотреть на место преступления под другим углом. Что-то в позе Федорова его смущало, но со спины было не понять, что именно: обзор серьезно закрывала широкая и достаточно высокая спинка кресла.

Постепенно картина прояснялась. Осанка. Слишком прямая спина, и голова уверенно держится вертикально, как при жизни. Мертвые так не сидят. Посмотреть хотя бы на Шмелева. Еще пара шагов – и стало видно, что на коленях у Федорова лежит плотная папка, поверх нее – лист бумаги с новым рисунком, карандаш все еще покоится в напряженных пальцах. Глаза открыты, безжизненный взгляд устремлен в пустоту, но кожа вполне здорового цвета, нет восковой бледности. Да и крови нигде нет, вообще никаких видимых повреждений.

– Влад? – позвал Соболев.

Никакой реакции, только Игорь вскинул на него вопросительный взгляд.

Да что это за чертовщина?

Соболев уже потянулся рукой к шее Федорова, чтобы проверить пульс, но тишину кабинета взорвала мелодия звонка мобильного телефона, лежащего на краю стола.

– Да что б тебя! – процедил Соболев, едва не подпрыгнувший от неожиданности.

Зато хозяин смартфона даже не шелохнулся, хотя на экране светилось имя: «Юля». Мелодия играла и играла, но Федоров оставался в прострации, а Соболев наблюдал за этим с суеверным ужасом, пока звонок не прекратился, повиснув на экране непринятым вызовом. Уже третьим.

– Эй, Влад, – снова позвал Соболев и коснулся его плеча. – Парень, ты живой? Проснись ты…

Только тогда Федоров наконец вздрогнул, моргнул, резко втягивая в себя воздух, и зашевелился.

– Владислав Сергеевич, вы в порядке? – тут же шагнул к нему Игорь.

– Мать твою, Федоров! Ну и напугал же! – не то зло, но то восторженно воскликнул Соболев.

– Игорь? Андрей? Вы здесь откуда? И куда делся Шмелев?

– О, этот здесь, – махнул рукой Соболев. – Уже никуда не денется. Сидит напротив тебя со вспоротым брюхом.

Федоров дернулся, услышав это, как будто попытался отпрянуть, из-за чего папка с рисунком соскользнули с его колен. Соболев поднял их с пола и уставился на изображение, в которое складывались штрихи.

– Я полагаю, ты ничего не видел? – едко уточнил он у Федорова, морщась от отвращения.

Рисунок иллюстрировал ту самую сцену, которой не было в «документалке» Алекса Найта: с повешенными котами и куклами в лесу.