Разборки в средней Тосэн! - Александр Гримм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эт че? — не тороплюсь брать в руки мутный конверт.
— Не знаю. — пожимает малец тощими плечами. — Попросили передать, девушка.
— Ну давай, раз попросили. — все–таки забираю письмо и тут же вскрываю конверт. — Накаркал.
Здравствуй, Антон, я долго думала, как тебе в этом признаться. Но, кажется, ты мне нравишься. Знаю, я урожденная японка наделенная божественной красотой, прекрасными манерами и блестящим умом, а ты всего лишь мелкий, недоразвитый хафу с ужасным чувство юмора, от которого постоянно несет. Но любовь коварна, она не любит размышлять и я ничего не могу с этим поделать. Жду тебя на площади храма Чококудзи, чтобы поведать тебе о своих чувствах лично.
Искренне твоя, Ито Хоши.
Ками! Эта девочка еще тупее, чем я думал.
Ну и где носит этого мелкого хафу? Она что зря готовилась? Тонкие пальчики с силой стиснули рукоять любимого лука. Вся площадь храма, как на ладони, стоит грязному полукровке появится в поле ее зрения, как он тут же схлопочет стрелу и ни одну. Она отомстит за все унижения разом.
Даже родные никогда не поднимали на нее руку, а этот вонючий извращенец покусился на самое святое. Свободной ладошкой она непроизвольно коснулась собственной попы, воспоминания о порке были еще свежи и будоражили ее нутро. Грязное животное заплатит!
Но еще больше Хоши возмущал не сам факт вопиющего харасмента, а то, как этот тупой девственик повел себя после их стычки со сталкером. Она переступила через себя, наплевала на свою гордость и поблагодарила, а этот…этот… еще и отпускал едкие комментарии ей вслед — ух, как же бесит!!! И после всего, через что им пришлось пройти он будто забыл про нее, а ведь она даже дала ему свой номер — хоть бы позвонил, скотина! Целую неделю ни слуху, ни духу!
Три желания, да? А вот фиг тебе, коротышка! Когда я вырублю тебя, как того сталкера, то первым делом раздену догола и…
На храмовой площади кто–то показался, она потянулась за стрелой, но практически сразу же одернула себя. Это был ни хафу, а тот — другой мальчишка, которому она поручила доставить «приманку». Ох, кто бы знал каких усилий ей стоило написание того злосчастного письма.
Неужели что–то пошло не так и план провалился?
Посыльный заозирался по сторонам, явно кого–то разыскивая. И она дажа знала кого. Пришлось покинуть укромное местечко у самого края храмовой рощи, чтобы мальчишка смог ее заметить.
— Вот. — протянул он ей ее же распечатанное письмо.
— Что вот?
— Ответ… — мальчишка немного запыхался пока бежал к ней. — Внутри.
Дорогая Хоши, после твоего послания с моего сердца упал камень. Я безнадёжно влюблен в тебя, и я хочу быть тем особенным человеком, в которого ты отчаянно и бесповоротно влюбишься. Я хочу быть для тебя лучшим другом. Таким другом, которого можно было бы крепко сжать в объятиях, которого бы ты хотела страстно прижать к простыням в нашей постели. Я хочу, чтобы ты впустила меня в свой внутренний мир, хочу стать его частью. Покажи мне самые тайные и самые сокровенные мысли, которые ты держишь в глубине своего сердца.
С каждой прочитанной строчкой ее глаза поблескивали все сильнее, а по лицу расползалась дурацкая улыбка.
Я обещаю быть тем другом, который будет хранить воспоминания обо всем, что ты говоришь, и о форме твоих губ, когда ты произносишь мое имя. Мне не терпится открыть для себя каждый сантиметр твоего тела, каждый изгиб и каждую родинку. Я хочу знать, где прикоснуться к тебе, и я хочу знать, как прикоснуться к тебе. Хочу видеть твою улыбку, созданную специально для меня. Да, я действительно хочу быть таким другом для тебя — лучшим на свете.
PS: вот, как пишут любовные письма, идиотка, а теперь обернись.
— Ой, Антон, а что это ты тут делаешь? — за ее спиной с длинной хворостиной наперевес стоял хмурый хафу. — Ты все неправильно понял, я все могу объяснить…
Спустя несколько секунд над рощей у храма Чококудзи разнесся душераздирающий, девичий вопль.
— НЕТ! УМОЛЯЮ, ТОЛЬКО НЕ СНОВА!
— О, да! Вот так, молодец. — подбадриваю я пыхтящую Хоши. — Видишь, а ты боялась.
— Ты можешь заткнуться? — переводит она дыхание. — Нас могут заметить.
— Не умничай, лучше используй рот по назначению, если не хочешь снова получить по заднице.
— Сволочь. — огрызается девчонка, но покорно возвращается к прерванному занятию.
— АЙ! Давай как–то понежней, что ли, это чувствительное место.
— Хватит командовать, я и так стараюсь! Говорила же, что не умею!
— Вот и научишься, такой как ты это точно пригодится.
— Ах, такой, как я, значит? — отталкивает она меня и улепетывает вглубь рощи. — Да пошел ты!
— Дура, зеленку верни!!! — кричу ей вслед. — Тц, вот коза, где я теперь зеленку в Японии куплю. Женщины — лишь бы урвать чего, ну хоть футболку не сперла.
Домой возвращаюсь в приподнятом настроении: царапины на спине обработаны, а в руках трофейный юми с колчаном полным стрел. Эта растяпа променяла драгоценный лук на полупустой пузырек с зеленкой — дикарка узкоглазая, что с нее взять.
Проходя мимо знакомой детской площадки, замечаю группку похохатывающих пацанов, трущихся неподалеку с местом наших с Мичи тренировок. Любопытство берет верх и я решаю поглядеть поближе.
Стоит мне приблизиться к разухабистой школоте, как все мигом встает на свои места — в окружении оголтелых детишек, на полосе препятствий пыхтит, обливаясь потом, малыш Мичи. Надо же, а пацан оказался волевым — не забросил тренировки пока его семпай прохлаждался в больничке. Гордость берет за такого кохая.
— Э! Обмудки мелкие, а-ну, валите отсюда! — ближайший крикун получает от меня смачный поджопник.
— ЭЙ, охренел?!
— Че?! Сам вали!!!
— Ты еще кто такой?!
— Давно не получал, хафу?!
— Козел белобрысый, попутал!?
— Ублюдок, сдохнуть захотел?!
Какие борзые сопляки, судя по виду ровесники Мичи, а гонору как у бывалых якудза. Ну ничего, мама с папой не научили вежливости — так дядя Антон научит.
Самый крикливый мгновенно затыкается под моим тяжелым взглядом. Наша с ним битва взглядов длится от силы секунду, но горластому и этого хватает с лихвой, задрожав всем телом, он поспешно отводит глаза, после чего начинает пятиться назад, стараясь оказаться от меня как можно дальше. Остальные сопляки смотрят на своего враз стушевавшегося заводилу с недоумением. Но длится их удивление недолго, покончив с «королем» я принимаюсь за пешек. Мой взгляд блуждает по их лицам, всего на мгновение задерживаясь на глазах, но даже этой мимолетной заминки хватает, чтобы сломить волю оборзевших малолеток.