Почти невинна - Джейн Фэйзер

— Разумеется, — кивнул он, завороженный, несмотря на гнев, этой улыбкой, блеском ровных зубов, розовыми губами, такими полными и чувственными. Или это гнев подогрел в нем желание? — Если вы не охотитесь, кузина, то, может, согласитесь прогуляться со мной в саду? Уверен, что у лорда де Жерве найдется немало дел и вряд ли ему стоит тратить время на развлечения гостей.

Магдалена едва удержалась, чтобы не бросить умоляющий взгляд в сторону Гая. Перспектива провести день в компании кузена наполнила ее таким ужасом, словно тот предложил просидеть до вечера в подземной темнице под донжоном в обществе черных пауков и скользких мокриц.

— Прогулка в саду вряд ли может считаться развлечением, господин мой. Не так ли, лорд де Жерве?

— По-моему, это зависит от общества, — усмехнулся Гай. — Но ваш кузен просто не знает, что после обеда вам велено отдыхать несколько часов. Видите ли, сьер д'Ориак, так посоветовали повивальные бабки. К прискорбию, леди Магдалена не часто выполняет их предписания и, вероятно, именно поэтому позабыла о них упомянуть.

— А вы, я так полагаю, настаиваете на их выполнении?

— Таков мой долг, — небрежно бросил Гай. — Так как насчет охоты с гончими?

Магдалена уселась поудобнее, краем уха слушая охотничьи байки. Спасена. На сегодня. Потому что невозможно бесконечно избегать своего близкого родственника.

Шарль д'Ориак не знал точно, в какой момент заметил особые отношения Магдалены де Брессе и Гая де Жерве. Последний вел себя с неизменной почтительностью, а первая — с покорностью, свойственной молодой женщине в обращении с представителем своего отца, заменяющим хозяина замка.

Шарль, поселившийся в доме для гостей, понятия не имел о лабиринте потайных ходов в замке и ничего не знал о легкой фигурке, пробиравшейся по ночам от женского крыла в хозяйские покои, ни разу не слышал смеха и нежных слов, звучавших в этих покоях, не ведал о взрывах исступленной страсти, бурные волны которой лишали любовников способности мыслить, оставляли обессиленными, мокрыми от пота на широкой кровати, наполняли комнату пряными ароматами любовных игр.

Но ведь были и другие признаки: взгляды, лукавый блеск глаз леди и чуть суженные зрачки лорда, понимающе улыбавшегося в ответ; прикосновения, мимолетные, легкие, когда беленькая ручка без видимой причины ложилась на рукав лорда или широкая ладонь с властным видом тянулась к плечу или талии леди. Подобные знаки просто не могли ускользнуть от внимания человека, имевшего дурные намерения и собственные недвусмысленные цели, касавшиеся дамы.

И Шарль д'Ориак тайком продолжал наблюдать за парочкой. Наблюдал в те моменты, когда лорд де Жерве играл на лютне, а дама вышивала у окна своего солара, когда день выдавался дождливым и гулять не было охоты. Слышал нежные, волнующие нотки в голосе лорда де Жерве, когда тот тихо, мелодично напевал баллады трубадуров, повествующие о любви и рыцарских подвигах во имя прекрасных дам. Отчетливо различал пыл и страсть, кроющиеся под изысканными куртуазными стихами.

Не сводил глаз с дамы, которая в ясный солнечный декабрьский денек пристально смотрела на ристалище, где сошлись в поединке рыцари, и в ее взгляде светилось нечто большее, чем просто боязливый интерес, которого следовало ожидать при виде дружеского сражения лорда де Жерве с одним из гостивших в замке рыцарей. Правда, и подобные бои иногда оканчивались смертью или тяжелым ранением одного из участников, но ей вряд ли стоило бояться за рыцаря, носившего на шлеме ленту ее цветов. Гай де Жерве был известен как один из самых храбрых и искусных воинов не только в Англии, но и во Франции, и стоило лишь посмотреть, как он управляется с конем, как точно ложатся удары его копья, чтобы понять, насколько оправданна его репутация.

Холодная голова, тренированное тело и огромная сила в сочетании с годами упорных тренировок делали этого человека непобедимым в честной схватке.

Но Шарль все наблюдал. Наблюдал, как дама хлопает в ладоши, раскрасневшись не только от морозного воздуха. Блестя глазами не просто из благодарности к рыцарю, почтительно салютующему ей с седла своего боевого коня.

Он наблюдал и замечал, как все касающееся Магдалены де Брессе близко затрагивает лорда де Жерве. Что она ела, что пила, когда гуляла или скакала верхом и как далеко, когда ложилась спать — все это находилось под неусыпным контролем де Жерве. Малейший намек на усталость, бледность лица, тени под глазами — все это немедленно становилось причиной тихих приказов, иногда вызывавших шутливые протесты дамы. Но лорд де Жерве умел настоять на своем, и дама послушно извинялась и уходила отдыхать.

Столь неусыпная забота о беременной подопечной казалась Шарлю избыточной, даже если принять в расчет значение, которое имели для герцога Ланкастера благополучные роды дочери. Здоровое дитя, в котором будет течь кровь рода Плантагенетов, закрепит наследство де Брессе за Англией, несмотря на смерть отца, Эдмунда де Брессе.

Шарль д'Ориак задумчиво погладил острый подбородок. Пока что беременность леди Магдалены почти незаметна. Эдмунда убили в начале августа. Если она понесла непосредственно перед его гибелью, значит, прошло уже пять месяцев. Но так ли это?

Магдалена так и не смягчилась по отношению к кузену, несмотря на то что прошло уже довольно много времени. Гаю пришлось взять на себя весьма утомительную обязанность развлекать гостей, как полагалось при визитах родственников и людей высокого происхождения. Помимо охоты с гончими и соколами, устраивались турниры, пиршества и вечера с музыкой и танцами, но Магдалена по-прежнему сторонилась Шарля. Он постоянно напоминал ей о зловещем подземелье. Его словно окружали аура злобы и недоброжелательности, гнилостный, душный и в то же время ледяной воздух. При виде кузена ей сразу представлялись твари, ползающие во мраке и наводящие ужас.

Нужно сказать, что он делал все возможное, дабы втереться в милость к родственнице: танцевал, рассказывал занимательные истории, сочинял изящные песни, которые и пел, аккомпанируя себе на лютне, делал изысканные комплименты, как истинный рыцарь, почтительно ухаживал за прекрасной дамой, недосягаемой хозяйкой замка. И ее ненависть и отвращение росли с каждой минутой.

Она больше не жаловалась Гаю, считая, что он снова пожурит ее за глупые фантазии и непонятное недоверие. И по этой причине вела себя с кузеном с кажущейся вежливостью, стараясь скрыть неприязнь за внешним легкомыслием. Она не отказывала себе в удовольствии уколоть кузена, хотя и понимала, что ужасно злит его. Правда, он всегда маскировал раздражение улыбкой или смехом, только вот смех получался не слишком веселым и никогда не отражался в глазах. Но ей нравилось изводить его, и она постоянно играла с огнем, хотя изображала при этом глупенькую кокетку и всегда уверяла, будто не имела в виду ничего дурного.

Она не знала, что Гай не обвинил бы ее в ребяческих страхах и глупых фантазиях, потому что в отличие от Магдалены проник в истинную природу чувств Шарля к кузине. Он вообще легко видел воздействие Магдалены на мужчин, возможно, потому что сам подпал под волшебство ее обаяния. То же самое когда-то произошло с Эдмундом. Точно так же горели глаза Шарля, следившего за каждым ее движением, за каждым шагом. Гай умел распознать и понять этот голод. Да и какого мужчину не затронул бы страстный призыв, исходивший от нее? Тепло и нежность? Грация движений, упругость тела? Но было и нечто большее. То, что было неотъемлемо от самой Магдалены: сознание собственной чувственности, способное сразить любого мужчину, независимо от того, желала она этого или нет.