Жиган по кличке Лед - Евгений Сухов

Большому Масту не везло. Его круглое обрюзгшее лицо все чаще колыхалось от раздражения, а тонувшие в складках маленькие черные глаза вспыхивали злобой. Зато отличная карта шла у Солода. Он уже выиграл у Мастодонта все его деньги и теперь покушался на личный номерок для получения пайки. Саня Кедр шепнул Солоду, чтобы тот не очень расходился, потому как Мастодонт – вор авторитетный, а Солода мало кто знает, так как он человек относительно новый. Но тот оказался парнем азартным и уже поймал кураж, поэтому только отмахнулся.

Хитрый же Гавана, которому «не так везло», проиграл немного денег, по согласию Большого Маста из игры вышел и из участника удачно стал зрителем.

– Млядский череп! – выговорил Мастодонт. – Это что же такое? Вообще не в масть. Перебор!

– Может, хорош шпилить, а? – сунулся к нему Саня Кедр и оглянулся на Льда: – А? Ты как?

– У него самого котел на плечах варит. Пусть и решает, – хладнокровно ответил тот, скрестив руки на груди.

– Играю!

– Что ставишь? – поинтересовался Солод. Ефрейтор Солодкин, а это был он, любил риск еще с фронта, и уступать какому-то жирному вору, который всю войну просидел в тылу и нажрал себе ряшку, а вместе с ней увесистый авторитет, ему было не с руки.

Каледин не стал останавливать Солодкина. Он питал уважение к этому отчаянному человеку, который единственный из всех на этом корабле знал, ГДЕ находился в годы войны вор по прозвищу Лед. С некоторых пор Илья верил в судьбу и считал, что, если она свела его с Солодкиным и здесь, на каторжном пароходе «Сталин», – значит, так тому и быть и не надо вмешиваться в ход событий. Карточная игра Солода с Мастодонтом вполне соответствовала понятию «событие, которому не следует мешать».

– Что ставишь? – повторил Солод, улыбаясь.

– Че ты лыбу тянешь? – недовольно выговорил Мастодонт. – Ты так еще фуфлыжника во мне увидишь, которому нечего ставить или который долг не может вернуть! Играем в «три звездочки»!

– Эх ты… – уронил Саня Кедр. Второй «игровой», Лед, промолчал. Мало кто из собравшихся не понял, о чем идет речь. Еще со времен сахалинских каторжников «тремя звездочками», или «тремя косточками», называлась такая игра, где ставкой была жизнь. С той только разницей, что традиционно играли на жизнь самих игроков, а Большой Маст, кажется, собирался сделать ставкой жизнь совершенно постороннего человека. И никто не сомневался, что такие правила игры будут приняты. Мастодонт прищелкнул пальцами, и тотчас же двое урок приволокли откуда-то из притрюмного помещения до смерти перепуганного сонного человека. Он не очень-то понимал, с какой целью он здесь и что будет дальше. Мастодонт спросил:

– Ты кто?

– Простите…

– По какой статье сел, спрашиваю, чушок?

– 58, пункт 1 «г», – пробормотал тот.

– А-а, за недонесение сел человек, – сказал Солод. – Это что же, ты его жизнь хочешь ставить?

– Да.

– И если я выиграю…

– Тогда этого в расход, и всего делов.

– А если я проиграю?

– А это уж что ты поставишь, – выдвинулся вперед всем своим массивным корпусом Мастодонт.

Солод напрягся и выговорил:

– Не стану играть.

В кругу блатных прорвалось-прокатилось рокочущее недовольство. Саня Кедр, блюститель правил игры, замахал руками:

– Нельзя так! Нужно дать возможность отыграться!

– Черт с вами! – сказал Солод, окинув взглядом обступившие его отовсюду лица. – Кладу все выигранные бабки против ставки Мастодонта, и на этом игра заканчивается.

– Идет.

– Справедливо.

– Да, – сказал Саня Кедр.

– Это справедливо, – подтвердил и Лед. – Игра до первого проигрыша!

Роздали карты. Большой Маст медленно, по одной, открыл свои. Король и восьмерка.

– Прикупаешь? – спросил Солод.

– Да. Ага… Все, хватит. Себе.

…Солод долго смотрел в свои карты, а потом выдохнул и проговорил:

– Все.

– Двадцать, – сообщил Мастодонт.

– Семнадцать, – сказал Солод и бросил три карты на пол. Десятка, дама, король. – Семнадцать… Забирай свои бабки. А ты, – повернулся он к трясущемуся человеку, осужденному за недоносительство, – иди спать. Дуй отсюда, пока цел! – прикрикнул он. – Живо, ханурик!

Того как ветром сдуло. Солод передал деньги Мастодонту, и тот, несколько откисший и позволивший немного расслабиться, принял их. В этот самый момент Саня Кедр, не сводивший глаз с соперника Большого Маста в этой игре, вдруг коршуном прянул на Солода и схватил того за руку.

– Ай! Что? Что ты пхаешься, бес дурной? – рявкнул на него экс-ефрейтор Солодкин, но цепкие и быстрые пальцы Кедра уже пробежали по левому рукаву Солода и вынули оттуда карту.

– Король, – сказал «игровой», – король в рукаве, каково?

– Четыре очка к семнадцати – это что же такое получается? – недоуменно выговорил Гавана. – «Очко» у Солода, что ли? Типа… на самом деле Маст проиграл, что ли? И ты что, нарочно?..

Солод наскочил на Саню Кедра:

– Не было никакого короля! Что ты мне фуфел впариваешь? Ты что же, меня за дурака держишь, что ли, совсем? Чтобы я передергивал – да против кого! – да еще чтоб себе в убыток? Если где и хочешь искать таких малоумных, то здесь их не ищи!

– Да будет тебе, Солод. Засыпался, че уж там, – сказал кто-то. – Попусту отбрехиваешься.

Медленно поднялся Большой Маст. Этот даже заколыхался от с трудом сдерживаемого гнева. Громыхнул его голос:

– Тихо! Хватит базлать. Сам скажу. И нечего тут особенно гадать. Солод карты передернул, чтобы ставка моя не сыграла. Добрый, да? Чмырдяя пожалел, дешевку каэровскую? А в следующий раз за того фраера ты не карту в рукав уронишь, а кровь своего брата-вора прольешь?

– Вот только про кровь мне тут не надо. Я ей цену знаю, – хмуро ответил Солодкин сквозь зубы.

– И тебя даже не оправдывает, что ты себе в убыток сфальшивил, – не слыша ответа недавнего соперника в игре, процедил Большой Маст. – Неважно, какой цели ты добивался. Важно, что ты пытался косячить в игре. А передергивать со своими – это все равно что крысятничать. Брать у своих же.

– Ловко ты во мне крысу увидел, Мастодонт, – отозвался Солод, – то-то много я у тебя открысятничал: все бабло назад слил. И про кровь воровскую мне тоже не надо. На моих глазах она лилась не меньше, чем на твоих, уж точно, и ей я цену тоже знаю, – повторил Солод.

– Зря ты так, – напрягся Саня Кедр. – Тебе люди добра хотят. Хотят, чтобы ты повинился, рассчитался за косяк. А ты буром прешь, нарываешься. На черта оно тебе?

– Это как же я должен рассчитаться?

– А это уж не мне, а правилке решать, – злобно сказал Мастодонт. – Или ты думаешь, что у нас тут шутки? Ну-ка, Гавана, пощекочи его.