Грехи девственницы - Анна Рэндол

Но в четырнадцать лет она еще не была женщиной.

— Все в порядке, мисс? — спросил дворецкий.

Мадлен прижала ладони к щекам. Она смогла бы справиться с этим, если бы Беатрис не напомнила ей, как сильна ее тоска по матери. И если бы она сама не рассказала так много о своем прошлом. Или если бы Гейбриел не поцеловал ее.

За дверью раздались тяжелые шаги. Не стоило разговаривать с Гейбриелом загадками. Мадлен знала, что он непременно отправится за ней и потребует разъяснений. Иначе и быть не могло.

Но это вовсе не означало, что Мадлен непременно должна его впустить.

— Немедленно открой…

Гейбриел распахнул дверь и прищурил свои бледно-зеленые глаза.

— Что ты имела в виду? Кто эта женщина? Шантажистка?

Кентербери преградил Гейбриелу путь, решительно наклонив голову, увенчанную лимонно-желтой треуголкой.

— Мисс Вальдан не принимает посетителей.

— Да мне безразлично, что…

Кентербери одернул сюртук, а потом поднял испещренную пигментными пятнами руку с зажатым в ней старинным пистолетом.

— Кто-то пытался убить хозяйку этого дома. Если она сказала, что не принимает посетителей, никто не переступит порог ее дома.

Гнев, обуревавший Гейбриела, сменился шоком, примирительно поднял руки.

— Я здесь для того, чтобы защитить вашу госпожу. — Однако Кентербери даже бровью не повел, и в глазах Гейбриела промелькнуло уважение. Он попытался осторожно обойти дворецкого. — Я не причиню ей вреда.

Но и успокаивать ее он тоже не намерен. Он пришел, чтобы получить ответы на свои вопросы.

Что, если ему пришлось бы арестовывать ее десять лет назад? Внял бы он ее рыданиям и бесплодным попыткам опровергнуть обвинения миссис Рипли? Тем более что ее вина не ставилась под сомнение и оставалось лишь выяснить, почему она совершила убийство.

Мадлен мысленно поблагодарила Глейвенстроука за то что все трое были помилованы и получили соответствующие документы, удостоверяющие это. Она не сомневалась, что если бы у полиции возникли хоть малейшие сомнения в ее невиновности, Гейбриел лично надел бы на нее наручники.

Ведь он не питал жалости к преступникам.

Хотя Мадлен больше не относилась к этой малопривлекательной категории лиц. Ее оправдали, и в глазах закона она была невиновна.

А вот в кого она превратилась в глазах Гейбриела, пока неизвестно. Это не должно было ее волновать, и все же волновало. Да еще как!

— Благодарю вас, Кентербери. Мистер Хантфорд может войти Он не стоит того, чтобы тратить на него порох. — Мадлен не была уверена, сможет ли встать на ноги, пока не сделала это. — Мы будем в кабинете.

Кентербери опустил пистолет.

— Ну, если вы уверены, мисс…

Гейбриел схватил женщину одной рукой за запястье, а другую положил на талию.

Он не сопровождал ее, а словно бы готовился арестовать.

Гнев мигом излечил Мадлен от липкого детского ужаса, охватившего ее при упоминании имени Рипли. Она дернулась, пытаясь вырваться из рук Гейбриела, но при этом улыбнулась дворецкому.

— Чай не приносите. Мистер Хантфорд не задержится.

Кентербери поклонился, не сводя взгляда с Гейбриела.

Выглядел дворецкий, конечно, не совсем традиционно, но, несмотря на это, очень серьезно относился к своим обязанностям.

— Позвоните, если что-то понадобится.

Мадлен кивнула и направилась в кабинет, опередив Гейбриела. Собрав остатки сил, она уселась за стол, оставив Гейбриелу один из потертых стульев перед ним.

— Ты убила Арнольда Рипли? — Его голос звучал напряженно и неумолимо.

— Да.

Гейбриел вскочил.

— Тебя осудили?

Отвращение, коим горели его глаза, прожгло дыру в груди Мадлен, лишив ее способности дышать.

— Да.

— И приговорили к казни через повешение?

— Именно так.

«Спроси, — мысленно молила Мадлен, — спроси меня, что произошло». Гейбриел знал о ней больше, чем кто-либо, за исключением Йена и Клейтона. Она хотела, чтобы он вел себя с ней иначе, чем судьи, выдвинувшие обвинение без всякого следствия. Да, она отказывалась рассказывать о себе, но Гейбриел должен был уже понять, что она не смогла бы хладнокровно убить человека. Возможно, иногда он был не согласен с ее действиями и решениями, но он не мог считать ее источником зла. И наверняка верил ей больше, чем миссис Рипли.

— Тебя отправили в ссылку?

— Нет.

— Тогда каким образом тебе удалось сбежать из тюрьмы?

Мадлен чувствовала себя так, словно Гейбриел взял нож и не спеша наносит удары прямо в сердце.

— Ты хочешь спросить, скольких охранников я соблазнила?

Пальцы Гейбриела сжали край стола. При этом он даже не поморщился.

— Ты постоянно повторяешь, что ты шлюха.

Мадлен действительно так говорила, и ее слова были правдой. Но она не готова была услышать это слово из уст Гейбриела. Мадлен чувствовала себя такой же отвратительной, как грязь на его ботинках. Но слезы и мольбы остались далеко в прошлом.

— Меня обвинили в убийстве Рипли, но потом оправдали. — Она поднялась со своего места. — А теперь убирайся к черту из моего дома и никогда больше не возвращайся.

Мадлен — убийца.

Гейбриел шагал по коридору, жалея, что под рукой не оказалось чего-нибудь хрупкого, чтобы швырнуть о стену.

Ну и как он собирался раскрыть убийство собственной сестры, если не смог разглядеть преступницу в знакомой женщине? Дьявол, да он даже целовался с ней!

Он зарабатывал на жизнь тем, что отличал правду от лжи, и все же не смог разглядеть сущность лгуньи Мадлен.

Гейбриел миновал половину коридора, когда непристойные обвинения миссис Рипли начали выветриваться из его памяти. Но потом замедлил шаг.

Мадлен оправдали. Только сейчас мысль об этом проникла в его разгоряченное сознание. Она не все ему рассказала. Вернее, не рассказала вообще ничего.

О Боже! Да он даже не спрашивал ее ни о чем.

Сердце Гейбриела болезненно сжалось. Десять лет назад. Сколько лет было тогда Мадлен? Тринадцать? Четырнадцать? Так что же на самом деле произошло?

Когда же он превратился в мстительного негодяя, готового обвинить любого, не взглянув при этом фактам в лицо?

Гейбриел развернулся и направился обратно в кабинет. После признания Мадлен он не способен был думать ни о чем, кроме ее виновности в содеянном. Он чувствовал, что его предали и унизили, и чувство это затмило все остальные.

Мадлен тихо вышла из кабинета. Привычная грация сменилась неуверенностью, как если бы каждый шаг давался ей с большим трудом. Мадлен поднесла руку к лицу, и, поскольку она стояла спиной к Гейбриелу, он не мог сказать, смахнула ли она со щеки прядь волос или слезу.