7 и 37 чудес - Игорь Можейко

В ходе раскопок стало ясно, что головы Ифе не имеют отношения к атлантам: они создавались в Нигерии и изображают конкретных людей. Стало возможным говорить о связях между искусством Ифе и Бенина.

Но тем не менее оставалась тайна: как, почему и когда скульпторы Ифе стали ваять реалистические, выразительные, яркие портреты людей в натуральную величину, отливать их в бронзе или изготовлять в терракоте? Казалось, что искусство Ифе начинается с какой-то высокой точки, не имея истоков, предшественников и учителей.

Народ йоруба пришел с востока немного больше тысячи лет назад. Предыдущая история этого народа практически неизвестна, и определить, принесли ли йоруба это искусство с собой или научились чему-то у тех народов, что жили здесь ранее, нельзя.

Правда, есть надежда проследить какие-то ниточки в прошлом. В Центральной Нигерии, в селении Нок, английский археолог Фегг, раскапывая древние оловянные рудники, нашел несколько мастерски выполненных скульптурных портретов.

Древняя культура селения Нок связана с оловянными и железными копями. Некоторые из портретов культуры Нок датируются I тысячелетием до нашей эры, другие – первыми веками нашей эры.

Сходство скульптур Нок и пластики Ифе дает основания полагать, что йоруба, придя в этот район, застали здесь многочисленное население, у которого многое переняли.

Скульптуры Ифе делятся на две основные группы. Более известны и чаще репродуцируются бронзовые головы царей и цариц, вылепленные точно и величественно. Порой цари увенчаны коронами и на их лица нанесены тонкие вертикальные линии, которые либо имитируют-татуировку, либо изображают тонкие нити мелких бус, которые, словно вуаль, подвешивали к коронам.

Вторая группа – терракотовая скульптура Ифе. Здесь художник чувствует себя куда свободнее, результаты – живее и разнообразнее. Скульптура Ифе трактовкой человеческого лица в чем-то сродни античной греческой скульптуре. Но это говорит лишь о родстве человеческих устремлений и сходстве образа мышления художников разных культур.

«В Дели я увидел прекрасную железную колонну, – писал Эренбург. – Ее поставили в пятом веке. Шли дожди, палило южное солнце, но ржа не тронула железа. Не скрою – я удивлялся, я не знал, что древние индийцы в таком совершенстве владели тайнами металлургии…»

Нам порой свойственно смотреть на древних с высоты научных знаний и опыта, накопленных за последующие столетия. Да, нас удивляют пирамиды майя и Великая китайская стена. «Чудо, – говорим мы, – как могли они создать такое в то время, когда не было бульдозеров и счетных машин?» Мы склонны забывать, что и пирамиды, и календарь, и стены появились не на пустом месте, творцы их располагали опытом многих поколений. Некоторые древнейшие цивилизации достигали удивительных высот в различных областях знания, но погибали, не сообщив секретов потомкам, потому что потомков чаще всего не было: гунны или монголы не утруждали себя мыслями о будущем покоренных ими народов. Людям нередко приходилось возвращаться к истокам открытия и начинать все сначала.

Именно неверие в возможности древних цивилизаций приводит к рождению космических теорий происхождения земных чудес. Появляются доброжелательные марсиане или филантропы из окрестностей Сириуса. Они, желая оставить след на Земле, обтесывают плиты в Баальбеке, рассчитывают календарь для майя и позируют фресковым живописцам в пустыне Сахара.

Железная колонна в окрестностях Дели не избежала подобной участи. Она не ржавеет, она полторы тысячи лет стоит как новенькая. С железными колоннами, да еще с такими древними, это случиться не может. Ну хотя бы была она маленькой, а то семиметровая. И диаметр почти полметра. Несколько тонн нержавеющего железа.

От центра Дели до колонны полчаса езды. Сначала – новый, хорошо распланированный город, застроенный светлыми коттеджами, громадными общественными зданиями и захлестнутый зеленью парков. Постепенно коттеджи мелькают все реже, вперемежку с хижинами, обнесенными глиняными заборами. Справа неожиданно появляется поле аэродрома, уставленное разномастными самолетами. Хижин становится все больше, и они все беднее.

И вот поверх деревьев и крыш видишь Кутб-минар, размерами и формой напоминающий современную телевизионную башню.

Для начала стоит взобраться на вершину этого одного из высочайших в мире минаретов. Правда, не очень приятно, особенно в жаркий день, одолевать его семидесятиметровую высоту, карабкаясь по узкой, крутой, вьющейся лестнице. Витки ее становятся все уже и уже, кружится голова, и кажется, как в кошмаре, что попал в бесконечную трубу, из которой нет выхода. Но когда уже свыкнешься с печальной мыслью, что до конца не добраться, когда поймешь, что без помощи джиннов ее построить было невозможно – ведь пока рабочие взбирались на вершину минарета, кончался день и пора было спускаться обратно, – неожиданно оказываешься на верхней площадке.

Ветер норовит столкнуть вниз, туда, где в рыжей дымке виднеется отдаленная земля.

Смотришь вниз и осознаешь, как стара эта страна – Индия. Кучки белых и рыжих домиков, пятна деревьев, и до самого горизонта развалины умерших городов и крепостей.

Внизу, недалеко от подножия минарета, во дворе древнего храма, стоит черная спичка – такой кажется колонна с семидесятиметровой высоты. Колонна отлита предками тех, кто вознес к небу Кутб-минар, построил Тадж-Махал, современниками тех, кто расписывал пещеры Аджанты и высекал в скалах храмы Элуры… Правда, порой легче воздвигнуть громадный храм, чем постичь ускользающие тайны металлов, научиться подчинять своей власти огонь и железо.

Уж очень мала эта колонна, когда глядишь на нее с высоты. Лучше спуститься вниз, познакомиться с ней поближе, дотронуться до нее.

Темная поверхность колонны на высоте человеческой груди ярко блестит: паломники и туристы отшлифовали ее ладонями. Колонна проста: чуть сужаясь, она поднимается до непритязательной капители. Колонна испещрена строчками двух аккуратных надписей. Кто оставил память о себе на железе? Кто вырезал эти тонкие буквы?

– Девятьсот лет назад в Дели правил мудрый царь Ананг Пал, – говорит Хасан, который делает вид, что все знает.

Хасан одет в щегольской черный пиджак и белые дхоти. Мы познакомились на вершине Кутб-минара, ему хочется быть гостеприимным, и еще ему хочется получить адреса моих знакомых студентов, чтобы обмениваться марками.

– Ананг Пал, – повторяет Хасан внушительно, чтобы у меня пропали всякие сомнения. – При нем расцветали науки и искусства. Легенды гласят, что ему были подвластны даже звери и птицы. Однако я полагаю, что это – преувеличение.