Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье

Шутки Тиа или Именемипета, пустые споры о том, что вкуснее — куропатка жареная или тушенная в соусе, белое вино или красное, выбор подарков по случаю рождения второго ребенка Тийи и Тиа и тысяча подобных, не заслуживающих внимания мелочей, — простые радости жизни постепенно вернули свои права. Живое божество на глазах превращалось в земного человека, стремящегося к удовольствиям и чувственному наслаждению. Все вздохнули свободнее.

И все же подобное положение дел устраивало не всех. Однажды Туи сделала сыну замечание.

— Мой божественный сын, ты пьешь и мочишься, спишь, утром смываешь с глаз ночной прах, зовешь брадобрея тебя побрить, — сказала она ему тихо, чтобы никто не слышал, во время одного особенно безрадостного ужина. — Не пора ли тебе осознать свое предназначение и заняться рутинными делами государства? Многих начала беспокоить твоя праздность.

Только мать могла сказать ему такое. Рамсес кивнул и поцеловал ей руки. Он прекрасно знал, что при отце именно она была настоящим соправителем, и когда покойный супруг с сыном отправлялись в военный поход, она следила за порядком. Он так жаждал царской власти, что, получив ее, поддался иллюзии и решил, что у него больше нет цели в этом мире. Естественно, это было ошибкой. Пришла пора вернуться к управлению государством.

Он согласился даже утихомирить Исинофрет, которая, по словам Туи, полагала, что Нефертари достается больше внимания их общего супруга. Исинофрет пришло в голову воздать почести Великому Сфинксу Хуруну, который оберегает ее божественного супруга.

— Бога Хуруна почитают у нее на родине, — пояснила Туи, как обычно, заботящаяся о сохранении мира в семье сына. — Исинофрет полагает, что, устроив эту церемонию, ты выкажешь ей уважение.

Рамсес поморщился. Устраивать поклонение чуждому божеству означало дать лишний повод для недовольства местному жречеству.

— И где мне найти жрецов этого Хуруна?

— Положись на меня, — отозвалась Туи. — Мы позовем жрецов Хора.

Церемония состоялась три недели спустя, и провели ее жрецы Хора, поскольку в Ханаане Хуруна почитали в облике бога-сокола. Пока жрецы читали священные тексты, Рамсес то и дело всматривался вдаль. На востоке высился Храм Солнца — последняя прихоть Эхнатона, с крышей, заостренной, как вершина обелиска, — от которого каждый вечер роскошная лодка увозила бога на Запад; на западе были видны три величественные пирамиды, монументальные гробницы царей древности — Хеопса, Хепрена и Микерина. Рамсес недоумевал, почему его предки отказались от традиции возводить себе подобные усыпальницы. Разве это не лучший способ доказать всем живущим, что фараон вечен? И почему бы ему не построить себе такую же, возобновив славный обычай?

Но об этом он никому не сказал и слова. Краем глаза он заметил сияющее от радости лицо Исинофрет; теперь ее ранг Царской супруги, пускай даже второй, а не первой, был официально признан. На последовавшей за церемонией праздничной трапезе она болтала без умолку.

* * *

Через несколько недель, утром, пришло донесение от Иминеджа. К Рамсесу вернулось беспокойство, связанное с причиной, которая, как ему казалось в дни траура по отцу и в преддверии коронации, была навсегда похоронена в песках пустыни — с Птахмосом. Военный писец, который такими простыми и, тем не менее, незабываемыми словами рассказал ему о своей любви и преданности, сообщал, что советник лишенного прав принца, жрец по имени Неджьем-Атон умер, а сам Птахмос совершил неожиданный и странный поступок — посетил Верховного жреца храма Амона Небнетеру. Какое дело могло быть у этого еретика к Верховному жрецу? И почему Небнетеру его принял?

Рамсесом снова овладело недовольство. Небнетеру был отцом визиря Севера Пасара. Один Амон знал, что могли замышлять отец и сын. И как нарочно, пришло послание от «царского сына страны Куш» Хеканакхта, который красноречиво, напыщенным слогом просил монарха утвердить свое славное присутствие в Верхнем Египте. Что бы это могло значить? Что его авторитет пошатнулся? И связано ли это приглашение с пагубным влиянием Птахмоса? Неужели ему постоянно придется усмирять юг силой оружия?

Начался третий год правления Рамсеса. Фараон вспомнил о своих планах возвести стелу в свою честь — проект, задуманный и отложенный несколько лет назад как слишком самонадеянный. Он решил сам составить текст, но пока еще не знал, чего хочет, поэтому не посвятил в свои планы никого, даже самых близких — Тиа и Именемипета — из страха показаться обеспокоенным и испуганным. Набросав несколько фраз на куске папируса, он свернул его и сунул за свой браслет.

Первым делом он решил утвердить в глазах жителей Уасета, столицы и резиденции царей, присутствие своей семьи. В последние месяцы жизни Сети в числе множества прочих проектов рассматривал план возведения на западном берегу Великой Реки храма, основательницей которого должна была стать его династия. И как он мог об этом забыть? Или, скорее, просто Сети слишком рано умер. Единственное, что было при нем сделано, — строители обозначили на местности контуры будущего храма. Рамсес призвал зодчих и приказал начинать работы.

Прохаживаясь вдоль контуров задуманного здания, прочерченных с помощью необожженных кирпичей, частично разрушившихся под воздействием зимних дождей, фараон давал указания зодчим:

— Я хочу, чтобы работы начались немедленно. Храм будет посвящен Амону. Но на видном месте вы сделаете надпись: «Он возвел этот монумент для своей матери».

Рамсес окинул взором отливающий синевой пейзаж — над раскинувшимися под солнцем полями кружили бдительные коршуны… Потом вытянул руку со словами:

— А на этом крыле будет надпись «Он возвел этот монумент для своей Первой супруги».

Идея запечатлелась в его сознании так же надежно, как иероглифы в камне: сколь велика ни была его мужская сила, она реализуется только через женщину, и только посредством женщины он может продолжить себя в этом мире…

Вернувшись в Уасет, Рамсес призвал визиря Севера Пасара и протянул ему послание от «царского сына страны Куш». Это была ловушка: не сболтнет ли сын ненароком что-нибудь, что позволит уличить его отца в происках против царской власти?

— Эта часть страны вне твоей компетенции, но ты хорошо ее знаешь. Скажи мне, как понимать эту просьбу.

Пасар прочел папирус.

— Эта просьба подразумевает многое, твое величество. Первое — это то, что жрецы храмов в Верхнем Египте обеспокоены. Уасет от них далеко, и они полагают, что царь давно не обращал на них свой сиятельный взор. Культы различных богов все чаще соперничают между собой. К примеру, храм Мина, бога-покровителя пятого нома Верхнего Египта, хранителя земных богатств и в особенности золота, приходит в упадок, хотя никогда в тех краях не добывали столько золота, как сейчас. У бога Упуаута, «Открывающего пути», вообще нет своего храма, и его почитатели в стране Куш очень об этом сожалеют. Я мог бы привести еще несколько примеров.

— Я думал, что на этом проклятом юге давно наведен порядок.

— Твое величество укрепил свою власть, но порядок — это не то же самое. Не зря Хеканакхт просит тебя посетить Куш.