Ночи тайного агента - Георгий Иванович Киселев

— Придется приказ исполнять, — переговаривались из-за окошка.

Последние слова вселили надежду, сердце вновь заработало, оно с испуга сжалось в комок, совершенно забыв гонять по телу кровь.

Дверь скрипнула, вышел охранник.

— Распишитесь здесь, — он протянул бланк, указывая толстым пальцем место подписи. — А теперь оставьте оттиск пальца кровью.

Он протянул иголку. Я проколол подушечку пальца, подождал, пока образовалась солидная капля, и отпечатал большой палец на бумаге.

Охранник подошел к задней двери и вывел Сато.

Сато, лишь увидел меня, то все понял без слов, но вида не подал, сказалась выучка агента полиции и давнее уголовное прошлое.

— Где ваша машина? — спросил охранник. — Вы один?!

— Не беспокойтесь, мне его отвести надо только до подъезда, — я кивнул на ближайший подъезд.

Я чувствовал, как смутные подозрения скребутся в черепе охранника, но сила бумаги оказалась несравненно больше здравого смысла. Охранник лишь пожал плечами, сел на сиденье и захлопнул за собой массивную дверь машины.

Я повел Сато к подъезду. За спиной урчал мотор, пытаясь сдвинуть с места грузную тюрьму на колесах.

«Удалось! Сейчас зайдем в подъезд, достану катапульту — и мы на свободе!» — рвалось наружу счастье.

Но достичь желаемого не так легко, как кажется. Из-за дома выбежал человек в нижнем белье, что-то крича. Я не пытался слушать его вопли, и так ясно… это был раздетый мной охранник. Я предчувствовал, надо было сильнее оглушить придурка и надежнее связать. Да чего уж сейчас плакаться.

В машине хлопнули двери, и я увидел бегущих и орущих охранников. Они трясли в воздухе пистолетами, корчили ужасные рожи, словно их кто-то обидел.

Поскольку я догадывался на кого у них чешутся руки, то полез за катапультой, но услышал предупредительный выстрел. Пуля ветром взлохматила волосы, а следующая могла взъерошить мозги. Пришлось поднять руки.

Нас впихнули в урчащую западню, она привычно застонала всеми своими потрохами, унося нас по прежнему маршруту.

В зал судебных заседаний нас ввели вдвоем, водворили за толстыми прутьями клетки. На нас пялились, словно на заморских чудищ. Я чувствовал себя обезьяной в зверинце, разве что конфеток не выпрашивал.

Вскоре пришел судья, все встали. Суд начался.

Судье сообщили, почему на скамье подсудимых двое, а не один Сато.

— Сейчас мы докажем гостям из глубин Галактики, что суд у нас идет без волокиты, скорый и справедливый! — это радостное сообщение явно адресовалось мне и Сато. — Мы решили начать судебное разбирательство не откладывая, сейчас, тем более, у нас все свидетели попытки побега находятся в зале.

Я думал: начнется следствие, а уже затем суд. Вот тебе планета Бюрократия?!

— Сначала выслушаем прокурора, затем адвоката, свидетелей. Сразу было видно к какому решению стремится суд, ведь даже адвокат в действиях Сато видел ужасное преступление, не говоря уже обо мне. Он лишь просил суд учесть наше не криминальное прошлое (справки, состряпанные службой Холла, прилагались).

Когда очередь дошла до меня, то в своей последней речи просил учесть, что Сато в побеге не участвовал. Я похищал конвоируемого без его согласия.

Скорый суд учел мою версию, и за побег Сато не осудили. Его приговорили к пяти годам катакомб Канцелярии строгого режима. Мое преступление потянуло уже на шесть лет строгача. Обжалование приговора не предусматривалось, мол, зачем лишняя волокита, когда и так все ясно.

Из зала суда нас той же машиной отправили к месту исполнения приговора.

У меня на душе кошки скребли, было муторно. Но я хорохорился, пытаясь подбодрить, совсем опустившего нос Сато.

— Вырвемся! — обещал ему. — И не из таких переделок выкручивались. А из Канцелярии строгого режима и подавно ноги унесем! Это ведь всего лишь планета бумагомарак, а не уголовников или вурдалаков, оборотней и иной нечисти.

Я у Сато пользовался исключительным доверием, не даром он меня называл сенсей-учитель. И он опять поверил мне, несколько приободрился.

В окошко я видел, как мы въехали через ворота на территорию, огражденную колючей проволокой. Скорее всего, ток по ней не пускали, и я несколько приободрился.

Затем нас конвоировали к небольшому и единственному зданию на территории.

«Неужели все заключенные умещаются в нем?» — недоумевал я, но недолго.

Конвой сдал нас под расписку местному начальству, а те повели к лифту и отправили глубоко под землю.

Пока старый лифт, скрежеща изношенными механизмами, несся в подземное царство, я пытался все в пути подмечать. На панели имелись кнопки ста этажей, а нас отправили на 33.

Когда лифт остановился, нас отвели к коменданту этажа. Тот внес наши данные в свой журнал, отдал распоряжения старшему конвоя, и нас повели дальше.

Отвели в душ, помылись, остригли наголо и одели в полосатые робы. На груди у меня пришили бирку: 33-42-1. У Сато красовалась нашивка: 33-42-2.

«33 — это этаж,» — сразу догадался я. Что обозначают остальные цифры, я вскоре тоже понял.

Нас провели по длинному коридору, открыли камеру № 42 и распорядились:

— Сегодня отдыхать. Твоя койка № 1, — он указал на меня пальцем, затем перевел его на Сато. — А твоя № 2. Утром, сразу после звонка, стоять одетыми у двери камеры. Надзиратель вас отведет на работу. Остальные правила узнаете позже.

Все четко, ясно и никаких бюрократических проволочек.

Камеру заперли, а мы сели на свои кровати.

Как я понял: на Бюрократии достаточно удобная система учета заключенных. Группы цифр означали этаж, камеру и койку заключенного. А если кто-то отбудет отмеренный судом срок, то его тюремное имя-число передается по наследству новому заключенному. Конечно, так мы, заключенные, становимся совершенно обезличенными, но тюремному начальству не интересны наши души.

Немного погодя сквозь окошко в двери нам передали еду. Минут через 20 забрали посуду.

Еще через два часа прозвучал звонок, и радио сообщило: — Отбой. Всем спать.

Как ни странно, но я сразу уснул, лишь коснулся подушки. А снились мне не кошмары, снился родной дом, снилась Земля. Кто мог подумать, что в заточении, на неимоверной глубине от неба и свободы, забудусь безмятежным сном?

Утренний звонок вмиг вправил мозги — вернулся в реальность. Я вспомнил наставление надзирателя, и моментально надев робу, стал у двери.

Вскоре мы услышали металлический скрежет ключа в замке, дверь отворили, и мы пошли отдавать трудовую дань планете за свои прегрешения.

Заключенных этажа поставили в коридоре попарно, пересчитали и колонной отправили на работы.

Прошли коридор с нашими камерами, еще несколько коридоров, с протянутыми вдоль них воздуховодами, кабелями и еще черт знает какими трубами.

Наконец колонна втянулась в огромный зал, скудно освещенный лампами дневного света. Все пространство оказалось густо заставлено письменными столами