Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан

— Сейчас всем важно сохранять спокойствие. Выдержка и терпение позволят нам выполнить задания Центра.

— Саныч, сколько можно ждать? Люшков свободно разгуливает по Харбину. О плане наступления толком ни черта не знаем! Одна мышиная возня получается! — в сердцах произнес Дмитрий.

— Ну почему? С Люшковым не сегодня, так завтра покончим, — возразил Павел.

— Если Дулепов нас раньше времени не прихлопнет. Если…

— Стоп, Дима, не заводись! Нам только этого не хватало. Зачем переть на рожон? Сасо с Дулеповым только того и ждут, — осадил его Дервиш.

— Но надо же что-то делать? — продолжал кипятиться он.

— Будем думать.

— Я согласен. Но как? Какой-то замкнутый круг получается.

— Я, кажется, знаю! — воскликнул Павел и склонился над записями Ли.

Дервиш подался к нему и внимательно следил за тем, как он сверял их с данными карты.

— Паша, чего копаться в этой дезе. Говори, что надумал, — торопил Дмитрий.

Его вопрос остался без ответа. Ольшевский находился во власти своих мыслей. Через мгновение его лицо осветила радостная улыбка, в глазах смешались удивление и робкая надежда. Но он не спешил делиться догадкой и опять принялся тасовать таблицы.

— Паша, не тяни! — толкнул его под локоть Дервиш.

— Сейчас, Саныч, сейчас. Я… Я, кажется, понял! — боялся он упустить мысль.

Затем сгреб таблицы, пододвинул к нему и, все еще сомневаясь в своей догадке, неуверенно произнес:

— В записях Ли нет ни одного слова и ни одной цифры, связанных с эскадрой адмирала Нагумо.

— Причем тут Нагумо? — недоумевал Гордеев.

— Постой, постой, Дима! — оживился Дервиш и сам взялся за записи Ли.

Гордеев удивленными глазами наблюдал за тем, как резидент лихорадочно раскладывал из них пасьянс, и его озарило. На последней явке с Леоном тот тоже говорил об эскадре Нагумо. По его данным, четыре авианосца, пять линкоров, семь крейсеров с тремя сотнями самолетов на борту покинули основную базу и вышли в Тихий океан. Это было неделю назад, а потом как отрезало. Ни сам Леон, ни другой агент, Сая, не находили в последних донесениях ни слова о ней. Эскадра, как летучий голландец, исчезла из военных сводок японцев и растворилась в безбрежных просторах Тихого океана.

Пытаясь найти ее след, Дмитрий присоединился к Дервишу. Он просматривал таблицы, в них в сухих цифрах была сконцентрирована военная мощь Японии, но так и не нашел упоминания об эскадре Нагумо. Она являлась тем самым ключом, который открывал разведчикам главную тайну японцев — направление будущего наступления. Для Дмитрия это становилось все более очевидным, и он предложил:

— Саныч, я тебя понял! Через Сая и Леона надо выяснить, куда направляется эскадра Нагумо!

— То же самое можно узнать через Ли, а заодно заставим подергаться Сасо, — поддержал его Павел.

— Согласен. Теперь, ребята, понятно, куда нам плыть! — повеселел Дервиш и предупредил:

— Действовать надо предельно осторожно, слишком высоки ставки, — здесь его голос дрогнул. — Но чтобы там ни случилось, мы обязаны выполнить задание! В Центре в нас верят и надеются.

Тот день в харбинской резидентуре стал поворотным. Впереди ее ждали блестящий успех и страшная трагедия.

Закончился долгий перелет над Атлантикой. За это время Иван Плакидин успел выспаться, подсел к иллюминатору и с любопытством разглядывал грандиозную панораму горной системы Сьерра-Мадре Восточной. Бездонные ущелья, обширные каменные плато и циклопические нагромождения скал поражали воображение. Он не мог оторвать глаз и любовался этой еще не тронутой человеком девственной природы. О его присутствии напоминали лишь крохотные поселки по берегам рек и уродливые проплешины, оставшиеся после вырубок леса.

И чем дальше самолет удалялся от побережья, тем заметнее становились признаки большого города. Буйную тропическую сельву сменили пестрые квадраты ухоженных полей, мрачная бездна ущелий растворилась в голубой дымке. Вскоре тонкой серебристо-черной паутиной проступила сеть дорог. Столица Мексики Мехико возникла неожиданно. Бэры расступились, и в лучах яркого солнца, подобно созвездью самоцветов в малахитовом обрамлении зелени, полыхнул волшебными красками древний город.

Двигатели пронзительно взвыли, самолет резко накренился и пошел на посадку. Земля быстро приближалась и заполняла горизонт. В следующее мгновение под крылом возникли серая лента взлетной полосы и выжженное палящим солнцем поле аэродрома. Несмотря на сильный боковой ветер, пилот уверенно посадил тяжелую машину и подрулил к зданию аэровокзала. Стюард открыл пассажирский люк, и в салон хлынула струя горячего воздуха.

Иван стащил с себя куртку, положил ее в сумку, вышел на трап и вместе с толпой пассажиров направился в зал ожидания. На выходе его встретил немногословный сотрудник резидентуры Хосе. О себе он больше ничего не сообщил; собственно, это не имело значения. Они встретились, чтобы, спустя несколько часов, навсегда расстаться, прошли к машине и, не теряя времени, тронулись в путь.

Проехав десяток километров, Хосе свернул в кустарник, остановился и затем извлек из тайника в машине пакет с новыми документами для Ивана. С этого момента гражданин Мексики Хорхе Вальдес перестал существовать. Кучка пепла — все, что осталось от паспорта, теперь уже новоиспеченного торгового агента фирмы «Эпштейн и сыновья», жителя канадского города Монреаля Айвона Грина.

Оставив город в стороне, они углубились в прокаленную, как сковорода, саванну. После пронизывающего холода русской зимы Иван изнывал от жары и частенько прикладывался к фляжке, но это не спасало. Жгучее солнце палило немилосердно, пыль и песок забивали глаза, скрипели на зубах и, смешиваясь с потом, разъедали кожу. Хосе выжимал из мощного «форда» все, что мог, и только на короткое время останавливался у родника или ручья, чтобы освежиться и снова продолжить путь. Унылый пейзаж изредка оживляли причудливые нагромождения источенных ветром скал и заросли гигантских кактусов.

После трех часов бешеной гонки машина свернула к затерявшемуся в чахлом кустарнике бунгало. Здесь Плакидина ждали легкий одномоторный самолет и трое немногословных мексиканцев. Ополоснувшись в холодном ручье, бравшем начало в глубине каменного разлома, и перекусив, он занял место в кабине за спиной пилота. Винт яростно рубанул воздух, мотор взревел во всю мощь, и клубы пыли навсегда скрыли бунгало, а вместе с ним и Хосе.

Легкий спортивный самолет, набирая скорость, несся по дну высохшей речки. На него стремительно набегала каменная гряда. Иван сжался в комок. В последний момент пилот оторвал самолет от земли и, едва не зацепив шасси за зубчатый гребень скалы, вырвался на простор, взяв курс на север. Плакидин, приоткрыв фонарь кабины, жадно хватал ртом пьянящий воздух свободы и купался в этой бесконечной голубизне неба. Внизу, насколько хватало глаз, простирались суровые горы; их однообразие вскоре утомило, и убаюканный монотонным рокотом мотора он не заметил, как задремал.