Влюбленная Пион - Лиза Си

Приехали погостить родители Цзе. Она кинулась им в ноги и стала умолять забрать ее домой.

— Это была ошибка! — кричала она. — Я живу с низки­ми людьми. Их дом слишком беден для меня! Я была фениксом. Так почему же ты выдал меня замуж за во­рону?

Так вот кем она считала моего поэта? Значит, из-за этого она вечно придиралась к нему?

— Ты отвергла все предложения, — холодно ответил чиновник. — Я давно вел переговоры с сыном судьи в Сучжоу. У них прекрасный дом и сад, но ты не желала даже слышать об этом. Долг отца состоит в том, чтобы найти дочери хорошего мужа, но ты сама решила, за кого хочешь выйти замуж, когда тебе было девять лет. Какая девушка решится выбрать себе мужа, заглядывая сквозь щелку в ширме? Но ты хотела — более того, требовала обычного мужчину, живущего в обычном доме. Почему? Понятия не имею. Но я исполнил твое желание.

— Но ты же мой отец! Я не люблю Жэня. Выкупи меня обратно. Устрой другую свадьбу.

Чиновник Тан был непоколебим.

— Ты всегда была тщеславной, избалованной и упря­мой. Во всем виновата твоя мать.

(По-моему, это было несправедливо. Мать может из­баловать девочку, если она слишком к ней привязана, но только у отца есть власть и возможность покупать ей то, что она захочет.)

— Ты всегда, с самого рождения была болезненным наростом на древе нашей семьи, — продолжил он и от­толкнул ее носком туфли. — День, когда ты вышла за­муж, был счастливейшим для меня и твоей матери.

Госпожа Тан не стала возражать или вступаться за дочь.

— Встань! Хватить глупить! — с отвращением сказала она. — Ты хотела выйти замуж и вышла. Ты сама выбра­ла свою судьбу. Ты должна вести себя так, как подобает жене. Помни — от тебя ждут послушания. Ян на верши­не, инь внизу.

Цзе поняла, что ее мольбы и слезы никого не трога­ют, и пришла в ярость. Ее лицо покраснело, и из ее рта полетели ужасные слова. Она, словно первый сын, была уверена в том, что ее положение дает ей право требо­вать. Но чиновник Тан даже не шелохнулся.

— Ты не заставишь меня потерять лицо. Мы сделали все, что от нас зависит, и вырастили тебя для семьи тво­его мужа. Теперь ты стала ее частью.

Чиновник и его жена стали поучать свою дочь, а за­тем преподнесли госпоже У подарки, словно в награду за то, что ей приходится терпеть выходки их неуправля­емой дочери. Наконец они уехали. Но Цзе не успокои­лась. Более того, ее настроение только ухудшилось. Днем, когда она с нескрываемым презрением кричала на людей, живущих в усадьбе, я не вмешивалась. Но ночи принадлежали мне.

Сначала я не знала, как нужно действовать, и Цзе часто удавалось мне противостоять. Но я была намного сильнее ее, и Цзе ничего не оставалось, кроме как пови­новаться. Совсем другое дело — научиться доставлять удовольствие Жэню. Я пробовала снова и снова, делая ошибки и добиваясь успеха. Я начала прислушиваться к его намекам и повиноваться вздохам, внутреннему тре­пету и едва заметным движениям тела, помогавшим мне найти чувствительное место. Я водила пальцами Цзе по его мускулам. Я заставляла ее ласкать грудью его кожу, губы, язык. Ей приходилось повиноваться моим прика­зам и касаться влажным ртом его сосков, живота и паха, возбуждая его. Наконец, я поняла, что имел в виду Тан Сяньцзу, когда говорил об умении Линян «играть на флейте». Сильнее всего Жэнь желал темную, влажную часть тела Цзе, и я позаботилась о том, чтобы она была открыта и доступна для него в любой момент, когда ему это будет угодно.

Все это время я нашептывала ему на ухо мысли о бра­ке, которые почерпнула в «Пионовой беседке», расска­зывала ему о том, что жена должна быть «послушной, услужливой и податливой». Когда я слушала в детстве бесконечные поучения и наставления своих матерей и тетей, я никогда не думала, что стану такой же, как они. Я хотела избавиться от прошлого, забыть об этих уро­ках, о неумолимых традициях и обычаях. Я хотела при­нять современный образ жизни, но как все девушки, которые стали невидимы, оказавшись в доме своих му­жей, я подражала своим родственницам, полагаясь на все то, что отвергала раньше. Если бы я была жива, то наверняка, в конце концов, стала бы носить замки в кар­манах и наставлять моих дочерей в исполнении Трех Обязательств и Четырех Добродетелей. Я бы преврати­лась в свою мать. Это ее голос слышался из моих уст и проникал в уши Цзе.

— Не стоит все время следить за мужем, — поучала я. — Ни одному мужчине это не понравится. Не ешь слишком много. Мужчины не любят прожорливых жен­щин. С уважением относись к заработанным им день­гам. Быть щедрым не означает делать пустые траты. Только наложницы смотрят на мужчину как на станок для изготовления денег.

Цзе постепенно стала прислушиваться к моим уро­кам, я же переросла девическую мечтательность, кото­рая привела к тому, что я заболела от любви. Я повери­ла, что настоящая любовь — это плотская любовь. Я получала удовольствие, видя, как мой муж терзается от вожделения. Я часами придумывала способы про­длить его агонию. Я свободно использовала тело Цзе, не испытывая ни сожалений, ни раскаяния, ни угрызе­ний совести. Я заставляла ее делать то, что должна де­лать жена, смеясь и улыбаясь, смотрела на то, как мой муж находил утешение в ее объятиях, прикосновении губ и сокровенной расщелине. Я любила его безраздель­но. Теперь я знала, что величайшее желание моего мужа состояло в том, чтобы держать в руках перебинтован­ные ступни Цзе, облаченные в красные вышитые туф­ли, и наслаждаться их хрупкостью, ароматом и болью, которую она испытала, чтобы доставить ему это удо­вольствие. Когда я увидела, что Жэнь хочет сделать с ними что-то еще, я запретила Цзе отдергивать ноги. Проникнув в нее, я испытала плотскую любовь.

Меня не беспокоило, что она ничего не чувствует. Не волновало меня и то, что я не могу прочитать ее мысли. Даже когда она была уставшей, испуганной, смущен­ной, я толкала ее вперед и использовала ее. Ее плоть была создана для того, чтобы Жэнь мог пробовать, лас­кать, дразнить, щипать, прижиматься и проникать в нее. Но вскоре я заметила, что ее безразличие и отстранен­ность беспокоили моего мужа. Каждый раз, когда он спрашивал Цзе, что доставит ей удовольствие, она зак­рывала глаза и отворачивалась от него. Несмотря на все мои усилия, в постели она была от него дальше, чем во время первой брачной ночи.

Жэнь все чаще оставался в библиотеке и читал до­поздна, пока Цзе не уснет. Когда он приходил в комнату и залезал в постель, он никогда не обнимал ее, чтобы ощущать во время сна ее тепло и находить утешение, прижимаясь к ней. Он лежал на своей стороне постели, она на своей. Сначала я была очень этому рада, потому что благодаря этому могла окутывать его своим бесплот­ным телом, словно саваном. Так я лежала всю ночь, по­вторяя его движения, наслаждаясь тем, как тепло его тела согревает мой холод. Но когда он потребовал плот­но закрыть окна и принести одеяла, я опять вернулась на балку, висевшую над кроватью.

Он стал посещать чайные домики на берегах Запад­ного озера. Я следовала за ним и оставалась рядом, пока он играл в азартные игры, пил вино, и, наконец, когда он стал предаваться развлечениям с женщинами, чья профессия состояла в том, чтобы приносить мужчинам радость и удовольствие. Я зачарованно наблюдала за ними. Мне удалось многому научиться. Мне было ясно, что и в этом Цзе не желала заботиться о другом челове­ке. Она думала только о себе. Почему она не делала того, что должна делать каждая жена и женщина? Разве она ничего не испытывала? Разве ее тело было бесчувствен­ным? А если забыть об удовольствии Жэня, то неужели она не понимала, что он мог влюбиться в одну из этих женщин и сделать ее своей наложницей?