Неизбежность лжи - Игорь Симонов

Выслушивая весь этот визгливый монолог на русском вперемешку с английскими выражениями, Леонардо испытывал двойственное чувство. Он, безусловно, сочувствовал своей подруге и понимал, что любое недоверие, а тем более недоверие в столь деликатных вопросах выглядит для любого человека оскорбительным и может разрушить самые прочные отношения. И он был готов к очень неприятному разговору. Но во всем происходящем проглядывал какой-то дурной театр, какое-то отсутствие вкуса, которое он ощущал на уровне инстинктивного неприятия. Попросту сказать, девушка переигрывала. Ей бы тихо поплакать и запереться в ванной на часок, может, и по-другому бы повернулась вся история и не лежала бы сейчас Лиза, замерзая в этой постели. Но девушке, судя по всему, не хватало опыта, к тому же, сыграв ва-банк, она страшно нервничала. Истерика не привела к желаемому результату, Леонардо оставался непреклонен, в тот же день девушка съехала с его квартиры, забрав свои вещи. Перед уходом Леонардо сказал, что продолжает любить ее и ждет назад, но только на его условиях. Больше он ее не видел. Три дня он мучился от того, что, возможно, совершил роковую ошибку. На четвертый все прояснилось. Ему позвонил мужчина, назвавшийся старшим братом девушки, и сказал, что в России так дела не делаются.

Когда Леонардо рассказывал об этом шефу московского офиса в присутствии начальника службы безопасности, ему было очень стыдно. Стыдно было от того, что на лицах слушателей легко было прочесть, что подобное развитие его любовной истории могло удивить разве что его самого. Решение приняли быстро. Леонардо в тот же день улетел в командировку, а по возвращении, сидя в кабинете своего начальника, услышал короткий пересказ того, как чуть было не стал жертвой обычных аферистов. Компания их была могущественной и влиятельной, кроме прочего производила и продавала промышленную электронику, используемую в военных целях, а потому имела хорошие контакты с российскими спецслужбами. И девушку, и ее так называемого брата, оказавшегося любовником, быстро обнаружили по мобильным телефонам, которые те даже не удосужились сменить. Хотя, конечно, в те времена мало кто понимал, какую опасность таят для их обладателей мобильные телефоны. С ними провели профилактическую беседу и, по просьбе Леонардо, не стали дальше прессовать. Через несколько месяцев закончился срок его контракта, и он вернулся в Италию, чтобы на десять лет перестать доверять женщинам и видеть в каждой из них вероломную обманщицу. И навсегда зарекся иметь дело с русскими. И вот теперь встретил Лизу и рассказал ей все, потому что не хочет, чтобы между ними были какие-то тайны.

– Я тоже не хочу, чтобы между нами были тайны, Леонардо, поэтому честно скажу тебе, что я совершенно замерзла, – тихо ответила Лиза. Он вскочил с постели, бросился закрывать окно.

– Прости, моя милая, как я не почувствовал… – она поцелуем остановила его.

– Ты ведь согреешь меня, правда?

– Si, cara mia, – он крепко обнял ее своими сильными мужественными руками, но я хочу спросить… мне очень важно это знать, у тебя есть сейчас кто-нибудь в Москве, я имею в виду мужчина, с которым у тебя…

– Нет, – твердо сказала Лиза, – был, но мы расстались перед моим отъездом сюда, – ей было так хорошо в его объятиях, что и думать не хотелось ни о каком другом мужчине.

Костя, как и собирался, позвонил на следующий день Юрию Петровичу и застал того в Лондоне.

– Что-то срочное? – спросил Юрий Петрович.

– Да нет, не то чтобы срочное, хотел поговорить о том, как жить дальше.

– Два дня терпит?

– Вполне.

– Хорошо. Вернусь – поговорим.

В результате Костя остался сам с собой еще на два дня и впервые за долгое время почувствовал дискомфорт от пребывания с самим собой наедине. Конечно же дискомфорт происходил не от одиночества, потому что не такое уж это было и одиночество: он с удовольствием наведался в созданную им когда-то компанию и поговорил с сотрудниками, которые его совсем редко стали видеть, а последний месяц так и вовсе не видели. Обнаружил много новых лиц, поговорил с теми, кого когда-то сам принимал на работу. Спрашивали его все больше о политике, о предстоящих выборах, о тихом схлопывании широко разрекламированного проекта, которым Костя занимался последнее время – как, почему? Отвечал, что знал и что мог ответить. Ребята были веселые, циничные, хорошо понимали, что происходит вокруг, потому что до некоторой степени сами были творцами виртуальной реальности. Происходящее комментировали жестко, рассказали Косте анекдот про премьера и президента, которые решили поменяться именами, чтобы все вокруг «совсем охуели». Было смешно, но смех получался тоже какой-то недобрый, что добавило лишнюю каплю в быстро наполнявшуюся чашу дискомфорта.

Дискомфорт происходил от неопределенности. Три года спустя, находясь на качественно ином уровне понимания окружающего мира, равно как и качественно ином уровне финансового благополучия, Костя вернулся в ту же точку диалектической спирали: он не знал, чем будет заниматься, и находился в одном шаге от расставания с женщиной, с которой в полной гармонии прожил последние два года. То есть это он находился в одном шаге от расставания, а она, судя по последним разговорам, этот шаг уже сделала.

Лиза сказала ему, что останется в Италии еще на некоторое время, и не стала отрицать, что превращение одной недели в две, а затем, возможно, и в три, частично связано с присутствием около нее некоего мужчины. Не стала отрицать, но и комментировать не стала, а Костя, в свою очередь, не стал задавать лишних вопросов. Она лишь сказала, что хочет разобраться с собой. Что же, это дело было ему знакомо. Ни тем же самым ли и он занимался в последние дни? Ну и славно, разберешься с собой – будет о чем поговорить.

Костя не чувствовал себя обманутым, она честно предупреждала его, она почти открыто показывала, чего хочет от него – он же игнорировал предупреждения и делал вид, что не замечает ее намеков. Лиза слишком сильно любила себя, чтобы долго терпеть такое положение вещей. Он не чувствовал себя обманутым, было лишь очень грустно от того, что никогда больше не будет им хорошо вместе, и от того, что опять остался один, и от того, что опять поговорить обо всем этом можно лишь с отцом или Тессой. Или с Юрием Петровичем, который, как и обещал, отзвонился прямо по дороге из аэропорта.

– Ну что? – спросил он. – Все еще злишься? Или уже не злишься и от безделья маешься?

– Скорее второе, – улыбнулся Костя и удивился тому, что улыбается сам себе, предвкушая скорую встречу с Юрием Петровичем.

– Это хорошо. Тогда давай завтра в одиннадцать у меня дома.

– Утра?

– Да. Не могу допустить, чтобы ты еще целый день маялся. Я же за тебя ответственность несу.

– Перед кем же это?

– Вот странный вопрос. Перед собой. И перед Россией. В обратном порядке, конечно, все, приезжай, есть о чем поговорить.

Юрий Петрович на следующий день выглядел более озабоченным, чем Костя мог предположить. И этой своей озабоченностью он сразу же поделился.