Проигравший получает все - Анна и Сергей Литвиновы

Затем ужина не стало.

А вскоре – и самой Ирки.

Ей не нравилось, что я много работаю, очень мало получаю и уделяю ей совсем мало внимания. Не знаю, обрела ли она все это с французом – агентом по недвижимости, к которому сбежала. Из Парижа она мне не пишет.

Я вошел в прохладный и гулкий, такой дореволюционный подъезд с высокими окнами. Мне хотелось в холодный душ и холодного пива. Кроме того, у меня появились кое-какие мысли, которые – после определенной проработки – способны были, если даст бог, ускорить ход нашего расследования.

Пешком я поднялся на третий этаж. Наша квартира оставалась единственной в подъезде еще не расселенной. Со мной жили еще две семьи. Во всех шести комнатах собрались патриоты старой Москвы, ни за что не желающие отбывать ни в какие Переделкино-Жулебино.

Я поддерживал их. Аура дореволюционного профессорско-адвокатского дома благотворно влияла и на меня – неофита, пришельца с рабочих московских окраин.

Отомкнул дверь своим ключом. В огромной квартире было тихо. Жильцы разъехались по дачам и отпускам. По прохладному сумеречному коридору я прошел в свою комнатуху. Отворил дверь, сделал шаг внутрь.

И – получил сильнейший удар по затылку. Страшная боль расколола голову.

Последнее, что я видел, перед тем как потерять сознание – высокого бритого парня, зачем-то роющегося у меня на книжной полке.

Очнулся я от того, что кто-то плеснул на меня холодной водой.

Страшно болела голова.

Я с трудом разлепил веки. Свет резал глаза. Прямо в лицо мне светила лампа.

Попробовал заслониться от света, но пошевелить руками было невозможно.

Я сидел в своем любимом кресле. Мои руки были прикручены к подлокотникам.

Я прикрыл глаза.

– Очухался, – услышал какой-то голос. Тут же меня наотмашь ударили по лицу. Не больно, но обидно.

– Где она? – раздался голос.

– Кто?

– Не придуривайся. Снова удар по лицу.

– Я не знаю. Еще удар.

– Я правда не знаю. – Серега, неси паяльник. Щас в жопу ему затолкаем – живо все вспомнит.

– Граждане…

Удар.

– Мы тебе не граждане! Прокурор, блин!

– Господа, я правда не знаю, где она. У нее в Москве куча друзей и подружек…

Я изо всех сил пытался выглядеть убедительным и жалким. Последнее, учитывая мое положение, удавалось убедительнее всего.

– А даже если вы ее найдете – она ведь ничего не знает. Ничего! – продолжал я. – Это объявление – блеф. Она просто хотела выйти на вашего босса.

И выкупить журналиста. Бля буду!..

– Туфту гонишь!

Еще удар по лицу, сильней прежнего. – Чтоб я сдох!

– Сдохнешь, не волнуйся.

Во время допроса я старался держать глаза полуоткрытыми. Постепенно они притерпелись к свету.

Похоже, моих мучителей было всего двое. Об этом также свидетельствовало количество звучавших голосов. Видно, после аварии на Вешняковской улице бандиты стали испытывать кадровое голодание. – Где она?

– Да не нужна вам она. Русским языком говорят! Тупые вы какие-то, ей-богу…

Меня изо всех сил звезданули в глаз. Этого я добивался. В голове зашумело, но сознания я не потерял. Однако прикрыл свои серые очи и повесил голову набок.

– Слышь, он отрубился.

– Хрен с ним.

– Думаешь, он не знает, где девка?

– А хрен его поймет.

– Может, отвезем к Липке? Тот расколет.

– На хрен он кому нужен! Мусор!

– А куда его? Кончим?

– Ага. Только поспрошаем еще маненько. Ну-ка, сгоняй за водой. Да мне принеси попить.

Так. Участь, уготованная мне, была совсем не завидной. Видать, мне предстояло отправиться вслед за Олей Климовой и Андреем Седых. И, судя по всему, за Димой Полуяновым.

Вот тебе и пятьдесят штук гонорара. Кажется, вместо новой двухкомнатной квартиры в центре у меня будет однокомнатная. Очень тесная, из сосновых досок.

Но…

На протяжении предшествующего допроса я незаметно напрягал и расслаблял правую руку. Веревки на ней я ослабил. Достаточно ли, чтобы вырваться? Это можно было установить только экспериментальным путем.

Большая удача была в том, что мои ноги и вовсе оставались свободны. Мои мучители работали по-русски небрежно. Когда я изобразил из себя уснувшую гусеницу, один из бандитов – судя по всему, младший – отправился на кухню за водой.

Коридор в нашей квартире длинный. Минута, а то и две в моем запасе имелись.

По-прежнему притворяясь бездыханным чуть приоткрыл глаза.

Бандит с лампой в руке – моим бра, между прочим – стоял рядом с креслом в опасной (для него) близости.

Резко разогнув ногу, я изо всех сил ударил его в пах.

Удар получился. Бандюга сдавленно заорал. Глаза его вылезли из орбит.

Лампа выскользнула из его рук, грохнулась на пол и разбилась. Сам он скорчился. Сейчас для него ничего, кроме дикой боли, не существовало.

Из далекой кухни я слышал плеск воды. Похоже, второй не слышал нашей возни.

Не теряя ни миллисекунды, я изо всех сил рванул правую руку. Веревки держали, но стало свободней. Еще раз! Я был по-прежнему связан, но, казалось, цель близка. Бандит по-прежнему корчился на полу.

Еще!

Правая рука освободилась.

И вовремя. Бандит очухался от моего удара ниже пояса, разогнулся и надвинулся на меня.

Удара кулаком в кадык он от меня, связанного, не ожидал. Захрипел и повалился набок.

В дверях возник второй. Я видел его в свете сумерек. В руках он держал кастрюлю с водой.

Правой рукой я подобрал с пола осколок с плафона. Полоснул им по веревкам на левой рук. Разрезал их – судя по боли, вместе с кожей – рванулся.

Наконец-то я освободился от проклятущего кресла. Вскочил.

Второй, пришедший в себя от изумления, не нашел ничего лучшего, как швырнуть в меня кастрюлей. Я увернулся, и кастрюля загрохотала, разливаясь, по полу.

Я нанес бандиту удар ногой в живот, а затем, тут же – ребром ладони по шее. Он свалился как подкошенный.

Второй еще не приходил в себя.

Не теряя времени, я обыскал их. У первого изъял «Макаров», у второго – заточенную железную расческу. «Макаров» я сунул себе за пояс, заточку выбросил в окно.

Затем связал обоим бандитам руки за спиной, а рты залепил скотчем. Я постарался не повторять их ошибок и поработал на славу.