Заградотряд - Сергей Михеенков

Наконец в поле задымился один танк. Он начал поворачивать вправо, видимо, теряя управление, и тут в его борт вошли ещё две фосфоресцирующие трассы. Танк задымился, но некоторое время ещё продолжал слепо двигаться вперёд. Второе попадание оказалось более удачным. Танк вспыхнул, в нём сдетонировал боезапас, и машина начала раскалываться и распадаться на части.

Но немцы уже засекли несколько артиллерийских позиций, и две из них были тут же подавлены ответным огнём танковых орудий. Несколько снарядов упало и по линии траншеи. Пока немецкие танкисты стреляли по роте вслепую, не пристрелялись. Но те, кто побывал в боях и знал повадки немецких танкистов, понимал, что означали эти первые пристрелочные.

Девять машин, не сбавляя хода, продолжали двигаться на их окопы. Позади танков небольшими группами перебегала пехота.

Мотовилов метнулся на свой НП и там закричал капитану, корректировавшему огонь батарей:

– Правый фланг давай накрой! Смотри, что они делают!

Капитан посмотрел в бинокль и сказал, не глядя на Мотовилова:

– У нас три орудия накрыло. Расчёты – всмятку.

– Ты что, капитан, не понимаешь, что сейчас будет? Если вы их не остановите возле вон тех берёзочек, они разрежут роту на две части и через минуту будут здесь. Ну, соображаешь?

Капитан побледнел и начал торопливо передавать поправки. Через минуту перед тремя танками, шедшими на правофланговый взвод третьей роты, вспыхнули багрово-чёрные кусты взрывов. Артиллеристы пристреливались фугасными. Следом ушли несколько бронебойных трасс.

В какой-то момент танки замедлили ход и усилили огонь из башенных орудий. Доставалось в основном артиллеристам. Но и на окопы третьего взвода упало несколько 75-мм снарядов. Одним накрыло пулемётный расчёт. Это была своего рода промежуточная артподготовка. Танки стреляли так интенсивно, что многие из бойцов сползли на дно своих ячеек и терпеливо ждали конца обстрела. А тем временем три машины с десантом пехоты на броне начали быстро сближаться с правым флангом. Немцы, видимо, почувствовали нестойкость обороны русских и решили пробивать брешь именно там, за большаком, где занимал окопы взвод лейтенанта Климкина.

Орудия прямой наводки вели упорный поединок с танками, маневрировавшими в центре и на левом фланге, и пропустили выгодный момент для стрельбы.

– Давай, тульский, теперь твой черёд, – толкнул Мотовилов младшего сержанта Колышкина и побежал к пулемётчикам.

Взводы открыли огонь по танковому десанту в тот момент, когда те приблизились к заметному реперу, к берёзкам, о которых перед боем предупреждал ротный. Немцы сразу горохом посыпались с брони и залегли среди снопов овса. Некоторые побежали к берёзкам, к меже. Танки, не сбавляя хода, неслись вперёд.

Первый взвод тоже открыл огонь.

Колышкин стрелял в ближний танк. До него было метров сто пятьдесят. Пули попадали в железный корпус T-IV, бронебойщик это чувствовал, но никакого вреда причинить они не могли.

– Эх, далековато! – Колышкин вытер рукавом вспотевший лоб. – Только патроны зря жгу. Надо бы сместиться метров на пятьдесят правее.

– Подожди, сейчас и сюда попрут, – отозвался второй номер.

– Умный ты мужик, Брыкин. Только в лоб нам их не взять. Так что приготовь гранаты.

Гранаты сейчас готовили и во втором, и в третьем взводах. А в четвёртом они уже пошли в ход.

Как и предполагал Мотовилов, немцы решили вклиниться в их оборону своим левым флангом, чтобы пойти потом вдоль траншеи и заодно расстрелять последние орудия, стоявшие на прямой наводке и мешавшие танковой атаке. Другие батареи артполка стояли глубже и в дело пока не вступили. Танки, выбрасывая чёрные выхлопы дыма, перевалили через увал и вскоре оказались в пологой низине. Теперь они были видны только четвёртому взводу.

– Бронебой, бери, брат, свою мортиру и дуй туда. В самое пекло не лезь. – Мотовилов подозвал к себе связного, вытащил из полевой сумки блокнот и начал торопливо писать записку.

Расчёт ПТР занял позицию на стыке первого и третьего взводов. Отсюда, из брошенного пулемётчиками окопчика, хорошо просматривалась низина и стоявшие в ней танки. Танкисты ждали, когда подтянется пехота. В одиночку вперёд идти не решались. А тем временем через их головы начали бить тяжёлые миномёты. Мины ложились с такой губительной точностью, что через минуту опушка, где держал оборону четвёртый взвод и где взблёскивали вспышки винтовочных выстрелов, погрузилась в облако чёрного дыма. Налёт прекратился в тот самый момент, когда танки, приняв на броню пехоту, двинулись вперёд.

Колышкин сделал первый выстрел, когда головной T-IV колыхался в его прицеле метрах в восьмидесяти от окопов четвёртого взвода. Артиллеристы ни его, ни две других цели, следовавших немного позади, по всей вероятности, ещё не видели. Они по-прежнему были заняты перестрелкой с другими танками. А у расчёта ПТР началась своя работа. И младший сержант Колышкин одну пулю за другой всаживал в чёрную угловатую бронированную коробку. Перед опушкой, когда все три танка выстроились в один ряд, пехота покинула броню и, сгруппировавшись позади машин, продолжала продвигаться вперёд уже другим порядком. Пулемётчики залегли в стерне и открыли огонь.

– Смирнов, вы видите пулемётчика? – Хаустов привстал на локте, оглянулся на своего напарника.

– Плохо, Глеб Борисович. Дым мешает. Вижу вспышки.

– Бери от вспышек левее примерно на длину человеческого тела. Делай по одному выстрелу и каждый раз смещай сантиметров на тридцать.

Пулемёт вскоре замолчал. То ли переместился, то ли они всё же попали в него. Но через минуту пулемёт заработал ближе к ним, в группе, продвигавшейся за крайним T-III, который часто останавливался и, повернув башню с коротким окурком ствола, посылал снаряд за снарядом в сторону бронебойщиков. Окоп, из которого минуту назад хлёстко била бронебойка, затянуло дымом и толовым смрадом. В какой-то миг завеса дыма прилегла от порыва ветра, и Петров отчётливо увидел в прицел пулемётный расчёт. Сильная оптика настолько сокращала пространство, что боец даже вздрогнул, увидев немцев рядом с собой. Ему даже показалось, что он слышит их голоса. Первый номер уже лежал в стерне, прижав к плечу короткий приклад МГ, а второй стоял слева на коленях и смотрел в бинокль. Ещё мгновение – и дырчатый ствол пулемёта задёргался в руках первого номера, клочковатое белое пламя запрыгало на раструбе ствола. Второй номер отнял от глаз бинокль и что-то сказал своему командиру. «Надо первым бить наблюдателя», – подумал Петров. Но, словно чувствуя ток его жестоких мыслей, наблюдатель скользнул окулярами по траншее вправо и остановился. Немец, казалось, окаменел. Наверняка он увидел его, бойца Петрова, который тоже внимательно смотрел на него. Преимущество было у Петрова. И даже не потому, что он увидел его первым. А потому, что он смотрел на немца через прицел снайперской винтовки. «До цели не больше ста метров, и если я промахнусь, – решил для себя Петров, – то справедливо будет передать винтовку кому-то более опытному и хладнокровному. Или более везучему». Хотя он считал себя человеком везучим. Ему всегда везло на экзаменах. Загадывал какой-нибудь билет, ответы на вопросы которого он знал превосходно, и билет ему неизменно доставался. Везло ему и в другом. Но другое, до этого момента, он считал в своей жизни неважным, второстепенным…