Шальные деньги - Андрей Воронин

– Кого убили, капитан? Кто-то сбоку крикнул:

– Кого надо, того и убили.

Оператор тут же развернулся на пятках, нацелив объектив на толпу. Один парень помахал рукой.

– Привет, мама! – крикнул он и, пригнув голову, спрятался за спинами.

– Ты что снимаешь? Огонь снимай, туда, туда! Пламя еще отражалось в мокром асфальте. Наконец пожарникам удалось залить автомобиль пеной. Теперь казалось, что сгоревший “Мерседес” занесло снегом. Машина была разворочена до безобразия.

– Красивый кадр, – произнес оператор, выключая камеру, – такого я еще не видел.

Через десять минут журналисты уже знали, кому принадлежит черный, заваленный хлопьями пены, бронированный “Мерседес”.

– Не каждый день олигархов убивают.

– Так им и надо, кровопийцы и обманщики.

Такие слова слышал журналист за своей спиной.

Новость вышла на экран на пятнадцать минут позже, чем в радиоэфир.

Милиция занималась своим делом, гаишники – своим, два микроавтобуса с сотрудниками ФСБ привезли нужную аппаратуру и специалистов.

Журналисты все еще пытались получить информацию к вечерним новостям, записывая показания свидетелей. Свидетелей хватало, каждый норовил протиснуться поближе к камере.

Самым удобным местом для съемок было, конечно же, летнее кафе, находящееся метрах в пятидесяти от места взрыва. Самое странное, что никто из посетителей не ушел из кафе. Вначале бросились смотреть зрелище, а затем вернулись допивать остывший кофе и доедать подсохшие бутерброды.

Больше всех возмущалась происшедшим молодая девушка в кожаных брюках. Она кричала:

– Это ж надо, люди какие пошли! Пока бегала смотреть, сумочку сперли! А в ней мобильник и двести баксов! Ничего святого не осталось!

Ее парень с видом знатока рассуждал о тротиловом эквиваленте, об объемных и метательных взрывчатых веществах и уверял журналиста, что взорвался никак не гексоген, а скорее всего пластид. Старичок, собиравший бутылки за посетителями кафе, протиснулся к камере и, не говоря ни слова, отвернул грязный плащ. Под ним заблестел иконостас наград.

– При Сталине такого бы не было. Это я вам точно говорю! – прокричал он так, что микрофон зашкалило, и ткнул грязным большим пальцем в медаль с профилем Сталина. – Я Берлин брал! Я на Рейхстаге расписался, а они, суки, Рейхстаг немцам отдали! Теперь фашисты все надписи закрасили!

Журналист, уже записавший достаточно много показаний свидетелей, поинтересовался:

– Так что ты, отец, написал на Рейхстаге? Старик произнес короткое слово из трех букв.

– Молодец, батя, – сказал журналист.

– Меня в телевизоре покажете?

– Как нечего делать! – обещал журналист. – Только без звука.

– Однополчане по губам прочитают.

– Смотри себя, отец, в вечерних новостях.

– У меня телевизор не работает, сломался. К соседу пойду, – грустно произнес старик и поинтересовался:

– Вашу бутылку можно забрать?

Журналист, растрогавшись, отдал недопитую бутылку пива ветерану второй мировой и с чувством исполненного долга вернулся к машине.

– ФСБ тревожить не будем, – сказал он режиссеру, – ни хрена они толком не скажут. Только неприятности наживешь. Покажешь какого-нибудь крупного чина засекреченного. Потом на канал наш наедут, геморрой заработаем вместо денег.

Оператор вновь побежал снимать. Пена уже осела, и были видны обгоревшие, искореженные части машины.

– Трупов, жалко, не видно, – вздохнул журналист. – Взрыв, конечно, – вещь эффектная, но, когда убивают из пистолета, хоть есть что показывать.

– Картинка классная, – сказал оператор, загружая камеру в микроавтобус, – эту картинку все агентства у нашего канала купят.

– Нам-то от этого мало перепадет.

– Перепадет, не боись, я копию согнать успею.

Среди зевак, не высовываясь вперед, толкался и Глеб Сиверов. Он профессионально уходил от объективов телекамер и фотоаппаратов. Его машина стояла в соседнем дворе. Он видел взрыв, потому что следил за кортежем и “вел” Данилова от самого офиса.

Получалась фантастическая картина: олигарха убрал кто-то из своих. Не могло такого быть, чтобы машину не проверили перед выездом. Уж если теплоход неделю круглосуточно охраняли, то автомобиль и подавно не выпускали из поля зрения ни на секунду. То, что машина взорвана изнутри, для Глеба было очевидным.

Сиверов дождался, пока телевизионщики покинут летнее кафе, отыскал свободный столик у самой стены, заказал чашку чая и минералки, собственноручно опустил красный зонтик пониже, чтобы капли дождя не падали на колени и, закинув ногу за ногу, закурил сигарету, терпеливо ожидая, что же произойдет дальше.

Машину пока не убирали, лишь разрешили отогнать джипы охраны. Охранники суетились, звонили по мобильникам, переговаривались друг с другом, при этом нещадно матерились, не обращая внимания ни на милицию, ни на ФСБэшни-ков, ни на журналистов с их камерами.

Они потеряли работу. Охранников, не уберегших своего патрона, вряд ли примут в другую фирму. Теперь им в лучшем случае предстояло охранять ночные клубы и работать вышибалами в сомнительных ресторанах, – Ну вот, – усмехнулся Слепой, увидев черную “Волгу” с двумя антеннами спецсвязи.

Генерал Потапчук по давно заведенной привычке подъехал незаметно. Оставив машину метрах в ста от места взрыва, он направился к нему. В сером костюме, с зонтиком в руках.

"Где же портфель? – подумал Сиверов. – Впервые я вижу Потапчука без его любимого портфеля, если, конечно, исключить то время, когда он лежал в реанимации. Наверное, первое, что он спросил, когда пришел в себя, – где мой портфель? "

Потапчук, конечно же, не заметил Сиверова. Так показалось Глебу. Однако генерал ФСБ просто умел оставаться невозмутимым. Про себя он выругался: “Обнаглел вконец, еще вооружился бы диктофоном и брал интервью у свидетелей. Хотя молодец, оказался здесь раньше меня”.

– Что произошло? – спросил Федор Филиппович у офицера ФСБ, сидевшего на корточках возле сгоревшей машины и щеточкой сгребающего что-то в целлофановый пакетик.

Пять таких пакетиков уже лежали возле него на асфальте.

– По предварительным данным, в машине находились Данилов, его шофер и Кривошеев. Рвануло изнутри.

– Сам вижу, что не фугас и не авиабомба. Все мертвы?

– Все, там месиво, – сказал криминалист.

– Что взорвали?

– Пока не могу сказать точно, но похоже, что пластид.

– Сколько?

– Килограмма полтора, не меньше, бомба была без оболочки.