Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев

на обе ноги, добрести до «тридцатьчетверки» и постучать по броне здесь же подобранной железякой. Получилось внушительно, а главное, так звонко, что Сергею показалось, будто он сидит внутри гигантского колокола.

– Чего бренчишь? – недовольно спросил он, высовываясь из лобового люка.

– А чтобы тебя разбудить. И напомнить, что ты в экипаже не один.

– Слушай, Альберт, а может, тебе пойти подлечиться?

– Во-первых, не такой уж я больной. Во-вторых, почти всех докторов мы с ранеными отправили, благо место было. Одна Светлана Александровна осталась, а на ее рожу смотреть… На фиг, на фиг. В-третьих, ты думаешь, что найдешь того, кто стреляет лучше меня?

Сергей, по здравому размышлению, пришел к выводу, что не стоит напоминать товарищу о его промахах, когда они штурмовали мост. С непривычки и не такое случается. Куда больше его расстроила отбывка их медчасти. Все же сестричка, с которой он давеча перемигивался, была очень даже ничего, и шуры-муры с ней закрутить определенно стоило. А вообще, конечно, прав Хинштейн, и разбивать их группу не стоило. Он махнул рукой:

– Ладно, не стой тогда. Лезь, давай.

Хинштейн не заставил себя дважды упрашивать. С трудом сгибая ноги – видно было, что ходить ему из-за ожогов сплошное мучение, – он залез вначале на броню, а затем аккуратно вполз в башню. Повозился, устраиваясь поудобнее, и чуть не получил по голове сапогом от влезающего следом Игнатьева. Тот, натянув шлемофон, от чего сразу стал похож на стимпанковского героя, как их любят изображать на обложках соответствующих книг, огляделся и недовольно пробурчал:

– Все равно тесно. И заряжающий нужен…

– Вот тебя бы им и назначить, – усмехнулся в ответ Хромов. – Вон, какой лось. Но на эту должность, чтобы брал больше и кидал дальше, мы человека и так легко найдем. Займись лучше рацией, а то я в этой немецкой хрени ни ухом, ни рылом.

– Можно подумать, я ухом-рылом, – в тон ему ответствовал Игнатьев.

– Ну, так возьми какого-нибудь фрица, пускай объяснит. А то вон их сколько без дела шляется.

– А что, это идея, – ухмыльнулся экстремал и полез наружу. Сергей мысленно плюнул: вот ведь, орел нетерпеливый, подождать не мог. Отстрелялись бы – потом учи, сколько хочешь. Впрочем, сейчас, потом – не все ли равно.

Рация в очередной раз подтвердила золотое правило: по мере развития техника усложняется внутри, но упрощается снаружи. Электроника двадцать первого века имела максимально простой интерфейс, рассчитанный, такое впечатление, на дебила. Здешние рации – местный хай-тек, с которым должен работать профессионал высокой квалификации. Лампочки, крутилки, переключатели, циферблаты – все неинформативно, алгоритм работы непонятный, и натыкано это добро, такое впечатление, бессистемно.

Вдобавок в полный рост встал языковой барьер. То есть немец-то, впечатленный кулаком перед носом, и рад бы помочь, да не может, не понимают его. Переводчик же в танк уже толком не помещается, а сгонять с места Хинштейна, который, надо признать, весьма мужественно терпел боль от ожогов, как-то не комильфо. Кончилось тем, что Хромову пришлось вылезать и ходить вокруг машины, злобно попинывая траки. За этим занятием его и застал Васильич.

– Что творишь, старшой? – весело поинтересовался он.

– Жду, когда эти болваны рацию освоят, – честно ответствовал Сергей.

– Ну, тогда это надолго…

– Ну да, а времени – в обрез.

– Почему? Командир сказал, здесь ночуем.

– Ага. Нам еще орудие пристреливать, там вся оптика новая. А для этого надо еще место подобрать.

– Так в чем проблема? – Громов выразительно пожал плечами. – Немцы тут себе полигон небольшой оборудовали. Они ж и орудия тоже меняли.

– Та-ак… Вот за что люблю я немцев – так это за обстоятельность. Приспичит в кустики – так они там вначале яму выкопают и сортир поставят.

– Именно так. В следующий раз ты у них спрашивай. Или у меня.

– Спасибо, Васильич.

– Ладно, старшой, нормально все. Научишься, какие твои годы. Пошли.

– Куда?

– Обедо-ужинать. И переодеваться. Форменка-то немецкая, глядишь, и пригодится еще, а в танке ты ее мигом изгваздаешь.

– А…

– Пошли-пошли. Если там рацию осваивают всерьез, то это и впрямь надолго. А тебе силы понадобятся.

Громов знал, что говорил. Правоту его Сергей почувствовал буквально через час, когда выводил танк со двора. «Тридцатьчетверка» – шедевр, конечно, однако включать на ней передачи. Казавшийся до того достаточно сложным в управлении БТ сейчас вспоминался, как послушная птичка. И понятно теперь, почему опытные танкисты не особенно жаловали этот танк. Возможно, позже удастся к нему приноровиться, но сейчас управление выматывало капитально и сразу.

Тем не менее, вывести танк на стрельбище Хромову удалось без происшествий. А вот там их поджидал сюрприз – немецкая оптика совмещалась с отечественным орудием мало не идеально. С кучностью, правда, имелись проблемы, но к этому все были готовы. Все же уровень производства на отечественных заводах этого времени, даже военных, физически не мог быть шедевральным. Так что в город они возвращались довольными, и даже стремительно накатывающиеся сумерки не испортили настроения.

Уже ночью, когда они сидели и чуточку расслаблялись после бани (Хинштейн, ожоги которого не позволяли париться вместе со всеми, люто им завидовал, а в особенности Сергею, которому и всего-то потребовалось, что дополнительно обработать и перевязать быстро заживающую руку), Мартынов опрокинул в себя стопку трофейного коньяка и поднял руку, призывая ко вниманию:

– Ну что, господа-товарищи, какие будут предложения о нашем дальнейшем маршруте?

– А какие предложения? – ухмыльнулся со своего места Игнатьев. Вооружившись огромной кружкой ядреного местного кваса, он неспешно смаковал пенный напиток, щурясь от удовольствия, как огромный, битый жизнью, но все еще не потерявший к ней вкуса дворовый кот. – У нас раньше еще варианты оставались, пока фрицам не до нас было, но аэродром они не простят. Так что или прорываемся к своим, благо сплошной линии фронта пока нет, или уходим в леса. Третьего не дано.

– Первое слишком предсказуемо, – лениво отозвался Востриков. – А во втором случае мы сами отдадим инициативу противнику. Позволим им выбирать время и место, когда нас можно взять за жабры. О какой-то активности можно забыть, а на подножном корме долго не протянем. Так что в лучшем случае будем выживать, и технику рано или поздно придется бросить.

Все замолчали. Голова у продажного журналиста варила, следовало признать, совсем неплохо. Хинштейн лишь буркнул недовольно «присоединяюсь», и только Ковальчук, удивленно похлопав глазами, чуть наивно поинтересовался:

– Так что делать-то будем, а?

– Ждать, – отозвался со своего места Хромов, осторожно подравнивая ногти. Трофейный несессер, изъятый у одного из летчиков, пришелся как нельзя кстати. Ножнички, щипчики, пилочки – это вам не финкой маникюр делать.

– Чего ждать?

– Ждать, когда Александр